Дворянские дома франции. Принц конде пал жертвой странных забав эротомана Людовик бурбонский принц конде

Последний французский принц Конде - уникальный представитель особ королевской крови, который умер не от яда, добавленного в вино, не от инфекции в раннем детстве и даже не от кинжала заговорщика, а во время извращенного сексуального акта, да еще и в преклонном возрасте.

По недоказанной в свое время, но до сих пор не опровергнутой версии, уйти из жизни принцу Конде помогла его любовница - баронесса Софи Доуз, отхватившая при этом немалую часть его состояния.

Карьера служанки

Кто знает, как сложилась бы судьба дочери рыбака и контрабандиста Доуза по имени Софи, которой от рождения, несмотря на красоту, была уготована участь служанки или дешевой проститутки, если бы не та судьбоносная встреча с принцем.

В 15 лет Софи в поисках лучшей жизни покинула родной Портсмут и уехала в Лондон. Она хотела стать комедианткой, но актерская карьера не задалась. Пришлось искать хоть какую-то работу. Без рекомендаций устроиться служанкой в приличный дом было нереально, и девушка довольствовалась работой в публичном доме на Пикадилли - прислуживала проституткам и их богатым клиентам.

Там в 1811 году ее и увидел проживавший в Великобритании в эмиграции 55-летний Луи-Анри, герцог де Бурбон, последний принц французского рода Конде. Красивая молоденькая служанка сразу стала предметом его вожделения, и девушка быстро смекнула, что у нее появился шанс стать обеспеченной содержанкой этого сексуально озабоченного, немолодого и богатого дворянина. Словом, интересы совпали, Софи не раздумывая отдалась принцу и не прогадала! Для нее это был подарок судьбы - Софи и ранее пыталась найти богатого постоянного любовника, используя свою молодость и красоту, но безуспешно.

Итак, наша Софи поселилась в роскошном особняке принца Конде. Способная девушка успешно осваивала правила поведения и хорошие манеры, учила иностранные языки - она уже мечтала блистать при королевском дворе! Но главной ее задачей было ублажать принца, доставлять ему всевозможные сексуальные удовольствия - чем извращеннее, тем лучше. Софи сразу поняла, что стареющий Луи-Анри помешан на сексе и это ее единственная возможность удержаться при нем и жить в достатке. Будучи развратной по натуре, она не только сама всячески ублажала принца в постели, но и устраивала для него групповые оргии с помощью проституток из борделя, где работала раньше. Эти оргии по сути представляли собой мини-спектакли сплошь порнографического содержания, в которых главные роли всегда доставались принцу. Например, в дивертисменте «Любящий пес» голый принц изображал собаку, которая радуется приходу хозяйки. Он скакал по полу, изображая радость, лизал обнаженные тела Софи и ее помощниц. И это был еще самый скромный сценарий. В дивертисменте «Пчелки, собирающие мед» голый Луи-Анри исполнял роль бутона розы, с которого, под звуки из музыкальной шкатулки, «собирали мед» шесть голых женщин. Софи подобрала для принца целую библиотеку порнографических гравюр и книг. Можно даже сказать, что она развращала и без того распутного немолодого мужчину еще больше. Естественно, что Конде уже не мог часа прожить без Софи и доставляемых ею наслаждений.

Баронесса де Фешер

Похоже, принц сам осознавал пагубность этой своей страсти, и в годы Реставрации тайком уехал из Лондона во Францию, надеясь порвать с Софи. Но не тут-то было! Через две недели она появилась в Париже. Раздосадованный принц деликатно объяснил, что ее присутствие в Париже чревато скандалом и неприятностями. На что Софи ответила: «А вы скажите, что я ваша внебрачная дочь!»

И принц сдался. Он истосковался по ее извращенным ласкам. Правда, чтобы остаться в Париже, Софи пришлось выйти замуж. Принц сам нашел ей мужа - командира батальона королевской гвардии Адриана де Фешера, которому король Людовик XVIII тут же даровал баронский титул. А принц Конде взял новоиспеченного барона к себе на службу.

Де Фешер не успел еще нарадоваться своей удаче, как ему шепнули, что Софи - не дочь, а любовница принца и вообще очень развратная женщина. Принц успокоил его: мол, завидуют вашему положению и красавице жене, вот и болтают что попало. Но де Фешер не поверил ему, вскоре расстался с Софи, и она открыто стала сожительствовать с 65-летним принцем.

Здесь уже у баронессы был голый расчет, который оправдался: в 1824 году принц Конде составил завещание, отписав Софии роскошные владения Буасси и Сен-Ли. Правда, ей пришлось хорошо постараться, чтобы уговорить принца составить это завещание. Шантаж был массированный: и угроза уйти от него, и жаркие ласки - все шло в ход.

А потом осталось только дождаться смерти принца. Однако ждать было тяжело, так и самой состариться можно...

Одним августовским утром 1830 года 74-летний принц Конде был найден в своей спальне повешенным на оконном шпингалете в петле из двух платков. В самоубийство не верил никто, и прежде всего личный врач принца доктор Бонн. Пока он осматривал тело, Софи де Фешер, сидя в кресле, театрально заламывая руки, выдала фразу: «О, какое счастье, что принц умер именно так. Умри он в собственной постели, все тут же стали бы говорить, что я его отравила!»

Король назначил расследование смерти Луи-Анри, но в итоге совещательная палата суда выдала заключение, что это самоубийство, и дело закрыли. Хотя первой версией было убийство, и подозревалась Софи де Фешер.

Сенсационные подробности были озвучены только в 1848 году в брошюре Виктора Бутона. По его утверждению, в деле был замешан сам король Франции Луи-Филипп! Эту версию - идеально организованного убийства - мы в дальнейшем и рассмотрим.

Следы сладострастия

Еще в 1827 году, опасаясь, что завещание принца после его смерти оспорят прямые наследники и она останется ни с чем, баронесса де Фешер провернула хитрую политическую комбинацию. С помощью своего покровителя, экс-министра иностранных дел Талейрана, она познакомилась с Луи-Филиппом, герцогом Орлеанским - будущим королем Франции. И предложила ему сделку: Софи уговорит принца Конде завещать свое основное имущество сыну Луи-Филиппа, а король в благодарность признает законным то, что будет завещано ей. Луи-Филипп был в восторге от этого предложения -ведь по такому завещанию он бы наследовал 60 миллионов золотых франков!

Однако принц Конде из-за своих семейно-политических пристрастий подписывать завещание отказывался. Автор брошюры писал, что баронесса даже била принца, вынуждая подписать бумагу. И Конде сдался, боясь навсегда потерять ту, которая дарила ему высшее наслаждение. Сам он уже был как мужчина недееспособен.

После Июльской революции 1830 года, когда на трон взошел Луи-Филипп, принц Конде собрался покинуть страну и тайно уехать в Швейцарию, где проживал в изгнании Карл X, который просил его изменить завещание в пользу своего маленького сына. Софи тут же донесла об этом королю и услышала от него: «Надо любой ценой помешать ему уехать!» Это был смертный приговор принцу Конде.

Софи не первый раз практиковала садизм во время любовных утех с принцем - тот мог возбудиться и испытать оргазм только во время легкого удушения. В ту ночь Софи просто слегка отодвинула ногой табурет, на котором стоял надоевший старый любовник, и принца не стало. Молодой жандармский офицер, любовник Софи, помог ей придать убийству вид суицида. А потом Софи де фешер потребовала от короля, чтобы следствие не особенно вникало в детали происшествия. Король был вынужден согласиться.

Виктор Бутон, описывая подробности убийства, ссылался на архивы полицейской префектуры - протоколы допроса слуг принца Конде. Слуги, как оказалось, были в курсе, чем занимались развратный стареющий принц с молодой баронессой. И детально описали на допросах все эти любовные утехи в стиле садо-мазо. Был там и протокол о констатации смерти принца, подписанный мировым судьей. В протоколе зафиксировано, что у ног умершего принца все еще сохраняются «следы сиятельного сладострастия».

После оправдательного вердикта Софи де Фешер вступила в права наследования и снесла до основания замок Сен-Ли, в котором было совершено убийство принца. Его родственники пытались оспорить завещание в суде, но проиграли дело. Правда, смогли значительно подмочить репутацию короля. Самой Софи де Фешер пришлось уехать из Франции в Лондон. Вернулась она туда уже состоятельной дамой и в 1840 году умерла своей смертью. Последним пристанищем великой куртизанки стало кладбище Кенсал-Грин.

Павел I и принц Конде познакомились в начале 1780-х гг. во Франции в Шантильи, резиденции принца Конде, а расстались в конце 1790-х гг. в России в С.-Петербурге. Жизнь принца Конде невозможно отделить от его родового поместья в Шантильи так же, как жизнь Павла I - от его любимой резиденции в Гатчине. Пригород французской столицы находится в 40 км к северу Парижа, почти на таком же расстоянии как Гатчина от С.-Петербурга. История поместья, зафиксированная документами, начинается с Х в., со строительства небольшого средневекового замка с садами и лесными угодьями на реке Нонет. В конце XIV в. замок был перестроен Пьером д"Оргеменом и уже в XVI в. перешел в собственность семьи Монтморанси.

Самым знаменитым в этой семье был коннетабль Анн де Монтморанси (1493-1567). Он участвовал во всех сражениях королевской армии и получил высшее военное звание исключительно за выдающиеся таланты военачальника и политика при короле Франциске I. Даже смерть настигла Анн де Монтморанси в сражении при Сен-Дени.

Прирожденный воин, «человек грубой внешности, с суровым зловещим взглядом», коннетабль вместе с тем «имел очень тонкий вкус». По словам Густава Макона, хранителя музея Шантильи в начале XX века, Анн де Монтморанси «не только строил красивые замки, но также был страстным собирателем образцов мебели, предметов старины, коллекционировал манускрипты, книги». В Шантильи Анн де Монтморанси провел первую большую реконструкцию: замок был перестроен в ренессансном стиле по проекту Жана Бюллана, вокруг разбит парк, а за ним на огромной территории простирались охотничьи угодья. Там хозяин со своими многочисленными гостями «загоняли оленя и дикого кабана». В это же время перед замком появилась известная площадь Коннетабля. Три века спустя в России по воле императора Павла I аналогичные площади тоже будут сооружены перед Гатчинским и Михайловским замками.

Новая страница в увлекательной истории Шантильи - это жизнь и деятельность принца Луи II Бурбона, который больше известен под именем Великого Конде (Grand Conde, 1621-1686). Как и предыдущий владелец коннетебль Анн де Монморанси, Луи II Бурбон снискал славу на полях сражений. Принцы Конде принадлежали к боковой линии Бурбонов, которая происходила от дяди короля Генриха IV Людовика Конде. Великий Конде получил Шантильи от своей матери Шарлотты-Марии Монморанси, жены Анри II Конде. Браком его родителей соединились два знаменитых рода - Монморанси и Конде. С тех пор поместье Шантильи на протяжении двух веков служило резиденцией для принцев Конде.

Во времена Великого Конде масштаб строительных работ в Шантильи не уступал королевским в Версале. У принца работали такие известные архитекторы как Франсин, Совер, Мансар и непревзойденный мастер ландшафтной архитектуры Андре Ленотр, которого называли «королевским садовником и королем садовников». Не случайно Шантильи стали называть «Версалем Конде».

Великий Конде был «выдающимся патроном искусств», коллекционером, главным защитником Мольера, близким другом Буало, Расина, Боссюе, мадам Севинье, Лафайета, Лабруера и Лафонтена. Его салон в Шантильи объединял ведущих современных светил музыкального и литературного мира, с которыми «он мог общаться как равный с равными».

Бесконечные дворцовые интриги заставляли великого полководца сражаться не только на поле брани, но и при дворе ради благосклонности Людовика XIV. В этой борьбе Гран Конде с успехом использовал талантливых людей, огромные средства и красоты Шантильи: роскошный замок, великолепный парк с каналом, «самым прекрасным во Франции», аллеями и партерами среди зеркальных прудов, ниспадающими каскадами и фонтанами, которые «не молчали ни днем, ни ночью». Конде превратил Шантильи в «театр пышных праздников», которые прерывались только военными походами или временной опалой короля.

Широко известны баснословно пышные, роскошные, расточительные приемы, которые устраивались для Людовика XIV. Например, памятный королевский прием в Шантильи 23 апреля 1671 г., на котором присутствовало более пяти тысяч человек, было сервировано 60 столов на 80 кувертов каждый по три раза в день. Тогда-то случилась трагедия, о которой упоминает мадам Севинье в своих «Письмах», с метрдотелем Конде. Шеф кухни Ватель покончил жизнь самоубийством из-за задержки к королевскому столу рыбы, «соответствующей тому изысканному набору яств, которое там было представлено».

Целью жизни для следующего владельца, Луи-Анри-Бурбона-Конде (1692-1740) или Монсеньера Ледюка, министра Людовика XV, тоже стало дальнейшее украшение Шантильи. Его стараниями замок был превращен «в еще более выразительное явление, чем это было в дни Великого Конде, а парк - в «живые декорации для непрерывных празднеств». Благодаря Монсеньеру Ледюку в Шантильи были основаны известные мануфактуры по производству мягкого фарфора и расписных тканей, построены знаменитые Большие конюшни по проекту Жана Обера. Конюшни называли «триумфом архитектуры времени Регентсва». Как известно, в Гатчине здание бывших Кирасирских казарм является несколько измененной копией Больших конюшен Шантильи.

Участие в войнах: Тридцатилетняя война. Война с Фрондой. Вторая Нидерландская война.
Участие в сражениях: Руссильонский поход. Битва при Рокруа. Сражение при Аллергейме Взятие Дюнкирхена. Битва при Лансе. Завовевание Франш-Конте. Битва при Сенеффе.

(Louis II de Bourbon, Prince de Condé) Людовик (Луи) II де Бурбон-Конде, принц де Конде. Полководец Тридцатилетней войны (1618—1648), Фронды (1648—1659) и 2-ой Нидерландской войны (1672—1678)

Всегда стремился в военной славе. Первое боевое отличие выпало на долю девятнадцатилетнего принца в годы Тридцатилетней войны при взятии французами Арраса. В 1642 г. Конде участвовал в Руссильонском походе и успел снискать себе известность и общее уважение за распорядительность и мужество настолько, что в 1643 г. Людовик XIII вручил Конде, которому в это время был 21 год, оборону северных границ Франции.

Командуя армией (17 тыс. пехоты и 7 тыс. конницы), Конде открыл кампанию в Нидерландах против армии испанского генерала де Мелоса (18 тыс. пехоты и 8 тыс. конницы).

15 мая 1643 г. вице-король испанских Нидерландов дон Франциско де Мелос , намереваясь вторгнуться в Шампань, избрал для этого небольшой город Рокруа, в нескольких километрах от тогдашней испанской границы, на запад от реки Маас. Атакованный, город Рокруа храбро защищался, хотя там было всего 400 человек гарнизона.

Герцог Энгиенский находился в окрестностях Вербена, когда узнал об осаде Рокруа. На военном совете 17 мая он при поддержке Жана Гассиона (ученика Густава II Адольфа ) настоял на том, чтобы было дано генеральное сражение.У французов в центре находилось 15 батальонов пехоты, впереди стояла артиллерия, на обеих флангах — конница.

19 мая 1643 г. началось сражение. Вначале левое крыло французов было прорвано эльзаской кавалерией, но герцог Энгиенский во главе кавалерии бросился на левое крыло противника, смял его и пронесся вихрем в противоположный конец поля сражения, опрокидывая все на своем пути. После прибытия резерва испанская пехота была окружена, и битва закончилась полной победой французов. Испанские войска потеряли 8 тысяч убитыми, 6 тысяч пленных, 24 пушки и около 200 знамен.

Победа при Рокруа избавила Францию от опасности вражеского нашествия, открыла французам путь в испанские Нидерланды, укрепила регентство Анны Австрийской и принесла 22-летнему принцу великую славу.

Закончив кампанию покорением важной пограничной крепости Тионвиль, Конде вернулся в Париж.

В 1644 г. принц принял командование над Рейнской армией (6 тыс. пехоты и 3 тыс. конницы) против баварского генерала Мерси , который овладел крепостью Фрейбург после успеха, одержанного над малочисленным корпусом Тюренна .

2 августа Конде соединился с Тюренном и 3 августа атаковал Мерси близ Фрейбурга с фронта, в то время как Тюренн обошел левый фланг противника. После жестокого двухдневного боя Мерси занял новую позицию, примкнув правым флангом к Фрейбургу. 5 августа здесь произошло сражение, которое по плану действий Конде, должно было окончиться полным поражением Мерси, но вследствие неразумного, не соответствовавшего обстановке, проявления инициативы генерала д’Эспенантон , повлекло за собой лишь излишние потери и не дало решительных результатов. Мерси отступил, слабо преследуемый французами, которые заняли имевшие огромное значение крепости Филипсбург и Майнц.

Кампания 1645 г. застала Конде в Лотарингии, откуда он должен был поспешить на выручку Тюренну. Приняв главное командование над армией, Конде вынудил Мерси принять бой при Аллергейме, где нанес баварцам полное поражение. Главнокомандующий баварцев генерал Мерси был убит.

После отбытия из армии во Фландрию герцога Орлеанского Конде вступил в командование ею и 11 октября 1646 г. овладел Дюнкирхеном , преодолев величайшие затруднения, в виду испанской армии, которой Конде успел нанести поражение. Затем он в окружении противника сумел провести продовольственный транспорт в крепость Куртре.

В 1647 г. Конде перешел из Фландрии в Каталонию, где он намеревался исполнить главную цель кампании — овладеть крепостью Леридой. Однако глава французского правительства Мазарини , сводя личные счеты с Конде, не позаботился о снабжении его армии продовольствием и нарушил все расчеты полководца. Лерида так и осталась в руках испанцев.

В следующем году Конде вновь действовал во Фландрии против имперских войск эрцгерцога Леопольда. 19 мая он взял Иперн, а 20 августа нанес поражение противнику при Лансе . Этой победой закончилось участие Франции и самого Конде в Тридцатилетней войне 1618—1648 гг.

Но уже в том же году началась междоусобная война Фронды с правительством кардинала Мазарини. Горячо отозвавшийся на призыв участников Фронды, Конде поспешил во Францию, блокировал Париж, где достиг решительного успеха, и потребовал возвращения Тюренна , отправленного правительством в изгнание. Однако успехи Фронды быстро сменились неудачами. Мазарини удалось захватить Конде и заточить его в Венсенский замок.

Получив свободу, Конде направился в Нидерланды и, присоединясь к испанцам, поднял оружие против своего отечества.

В 1651 г. Конде быстро подчинил себе Южную Францию, где с наскоро сформированной армией выступил против королевских войск. Пока противниками его были граф Гаркур и маршал Гогенкур , Конде одерживал победы, но у Блено произошла его встреча с Тюренном, и принц должен был отступить. Взяв Сен-Дени, Конде направился к Шарантону, но Тюренн, благодаря превосходству своих сил, настиг его и, энергично атаковав, вогнал в Сен-Антуанское предместье Парижа. Здесь Конде ждала неминуемая гибель, но парижане пропустили его через город в предместье Св. Якова, где он на левом берегу Сены смог соединиться с испанским отрядом. Не рассчитывая на дальнейший успех, Конде удалился в Нидерланды.

Лишь в 1653 г. принц вновь решился на предприятие против французского правительства, однако действия обеих сторон не отличались решительностью.

В 1654 г. отряд Конде осадил Аррас , но Тюренн неожиданным нападением заставил его снять осаду. При отступлении отряд под командованием Конде прикрыл отход главных сил союзников.

В 1656 г. Конде отомстил Тюренну за Аррас внезапным нападением у Валансьенна, что заставило Тюренна снять осаду этой крепости и отступить.

В 1657 г. Конде удалось освободить от осады Камбре, но он был вынужден отказаться от намерения внезапным нападением овладеть Кале. С этого времени Конде, терзаемый тяжелой болезнью, бездействует до самого заключения Пиренейского мира 1659 г.

Прибыв во Францию после восьмилетнего отсутствия, Конде убедил Людовика XIV в необходимости завоевать Франш-Конте и в течение двух недель исполнил свой план кампании.

При начале 1-й Нидерландской войны 1672—1678 гг. Конде и Тюренн стали действительными организаторами блестящих побед.

С 1673 по 1675 г. Конде командовал Рейнской армией, однако действия всей кампании велись недостаточно решительно.

Лишь 11 августа 1674 г. Конде дал знаменитое сражение при Сенеффе союзному войску под командованием принца Вильгельма Оранского . Сражение кончилось отступлением обеих сторон, каждая из которых приписывала себе победу.

После этого Конде, снова терзаемый болезнью, вернулся во Францию и прибыл в армию в 1875 г. после гибели Тюренна. Искусным маневрированием он расстроил план Монтекукули и блестяще завершил войну.

Последние годы жизни Конде провел в обществе Корнеля, Расина, Буало и Боссюэ.Конде посвятил войне большую часть жизни, однако его военный гений никогда не мог раскрыться в полной мере, поскольку правительство, руководившее его действиями, нередко ставило ему препятствия на пути к достижению боевого успеха. Свое природное дарование полководца Конде развил серьезной теоретической подготовкой, даже в походе не расставаясь с книгами. Сочетая расчет с решительностью на войне, Конде всегда проявлял выдающуюся отвагу и беззаветную храбрость.

Очень противоречивые отзывы:

"...При жизни отца Конде носил титул герцога Энгиенского. Был он принцем крови, то есть прямым родственником королевской семьи... С ранних лет знатнейший из знатных аристократов Франции отличался дерзостью, честолюбием и храбростью....Военную карьеру принц начал в 17 лет... В 22 года принц уже командовал французскими королевскими войсками в войне с испанцами, получившей название Тридцатилетней. В той войне 19 мая 1643 года Конде одержал свою первую победу в сражении под городом Рокруа...
В... 1644 году принц встал во главе французской королевской армии, сменив на этом посту опытного виконта де Тюренна. "
http://interpretive.ru/dictionary/967/word/lui-ii-burbon-konde-velikii-konde
Напоминаю, молодому человеку было 23 года.

Далее: "...Победы... укрепили полководческий авторитет Луи Конде. Армия, окрыленная победами над испанцами и баварской армией, буквально боготворила Конде. Однако теперь многие влиятельные лица во Франции стали всерьез опасаться возросшей популярности Конде, и в последующие десять лет ему пришлось приложить немало усилий для их умиротворения..."

Далее перечисляются и описываются множественные сражения, смысл которых я не очень понимаю...
Впечатление такое, что с 17 до 54 лет принц только воевал...Как увидим ниже, впечатление обманчиво.

"...Став одним из популярных людей во Франции, принц оказался в самой гуще политической борьбы. В войне королевской власти с Фрондой (такое в истории название получила внутренняя смута во Франции в 1648-1658 годах) он принял сначала сторону кардинала итальянца Джулио Мазарини и королевы Анны Австрийской, регентши сына - малолетнего коронованного сына Людовика.... Но между честолюбивым и заносчивым полководцем Луи Конде и властолюбивым первым министром Франции столкновение было неизбежно...
Принц Конде возглавил новую Фронду (так называемую Фронду принцев), намереваясь свергнуть кардинала Мазарини и даже обратить свои немалые владения в независимое государство. Его ближайшим соратником стал младший брат, принц Конти...
Анархия во французской столице, раздоры между ним и остальными вождями Фронды, возвращение в Париж его врага кардинала Мазарини заставили принца бежать из отечества в Нидерланды и там в 1653 году сдаться испанцам, своим недавним врагам. В 1654 году за государственную измену его во Франции заочно приговорили к смертной казни.
Теперь Конде обратил свое оружие и военное искусство против отечества....Но в этой войне на долю принца редко выпадали удачи - против него воевала воспитанная и обученная им французская армия...Гражданская война закончилась в 1659 году (38 лет - моё прим.) заключением мира и укреплением королевской власти. Кардинал Мазарини помирился с принцем Луи II Конде, которому Испания решила отдать самостоятельное княжество у северной французской границы. Был отменен и заочный смертный приговор принцу за измену Франции и ее монарху Людовику XIV, который женился на Марии Терезе, дочери испанского короля Филиппа IV. Конде был восстановлен во всех своих титулах и правах, но 8 лет оставался не у дел...
Благодаря своему полководческому таланту и политическому влиянию при королевском дворе принцу Конде удалось вновь стать командующим французской армии...
В конце 1675 года Конде подал в отставку и последние годы жизни провел в своем владении Шантильи. Скончался он в Фонтебло.
Во всех войнах, в которых участвовал принц Луи Конде, он демонстрировал прежде всего высокое тактическое искусство. Отличительной чертой прославленного французского полководца являлись его знаменитые «вдохновения» . Благодаря этому он не раз побеждал противников, которые превосходили его в силах. Но Конде современники справедливо корят за то, что ради быстрого и сильного натиска он не щадил людей. Войска Конде на чужой территории прославились грабежами и насилием ."

Читаю я про эти многочисленные сражения, изгнания-прощения... роман писать можно. Далее - выделяю отзывы о Великом Конде синим. Очень противоречивые отзывы.

" Настоящим шедевром стал бронзовый бюст принца Конде. Очень удачный полководец, Луи II Конде отличался жестокостью, кощунством, грубым поведением даже с близким окружением. Он из тех антипатриотив, что обращал свое оружие против своей краини.Конде-сторонник Фронды, воевавшей против короля и кардинала Мазарини.Це он опустошал северные области Франции, это он пытался создать самостоятельное княжество в своих землях. Бурно проведена молодость, пребывание в тюрьме и болезнь сделали его неприятным и антипатичным. Даже после политического примирения с королем и кардиналом, его на восемь лет отстранили от дел, поскольку не доверяли. Перед скульптором стояла трудная задача создать репрезентативный портрет больного (болел ревматизмом) и неприятной, но опасной лица. Куазевокс достойно справился с задачей, выдвинув на первый план роскошный наряд Конде и блестящие средства обработки бронзы. Это немного омрачило смело змальвану, правдивую и непремну характеристику образа. Ни один из портретов Луи II Конде красками не передает всю сложность характера по-своему искалеченной лица принца".

Несомненно, очень выразительный портрет.
Ещё один скульптурный портрет:

Louis II, 4th Prince of Bourbon and Conde (1621-86), 1817 (plaster), David d"Angers, Pierre Jean 1788-1856 Musee des Beaux-Arts, Angers, Franc.


Juste d"Egmont Louis II de Bourbon, dit le Grand Condé Huile sur toile . Chantilly, Musée Condé Photo Musée Condé.

"...Современники могли любить его, либо ненавидеть, но, несмотря на его политические просчеты и личностные особенности, все равно восхищались им. Возможно, самую яркую характеристику дал ему в своих мемуарах знаменитый фрондер Поль де Гонди, кардинал де Рец: "Принц де Конде был рожден полководцем... Судьба, ниспослав его веку воинственному, предоставила мужеству развернуться во всем его блеске ; воспитание в семье... ограничило ум рамкой слишком тесной. Принцу не внушили с ранних лет... то, что зовется последовательностью... Уже в юности он опережен был стремительным развитием великих событий и навыком к успеху... обладая от природы душой незлобной, он совершал несправедливости , обладая отвагой Александра... был не чужд слабости, обладая замечательным умом, действовал неосмотрительно, обладая всеми достоинствами..., не послужил государству, как был должен... Он не сумел возвыситься до своих дарований, но все равно он велик, он прекрасен ...
Франсуа де Ларошфуко писал в мемуарах, что герцог Энгиенский "...статный, наделенный большим, ясным, проницательным и всесторонним умом, покрыл себя величайшей славою. ..". А прокурор-генерал Дижонского парламента Пьер Лене так отзывался о нем: "Он удовлетворял желания своих подчиненных, игнорируя многие частности ... Принц завоевал огромную репутацию, проведя баталии у Рокруа, Фрейбурга, Нордлингена и Ланса, взяв Тионвилль, Филиппсбург, дойдя до сердца Рейна - Кобленца, выказав храбрость и великодушие у Дюнкерка...
В речи, произнесенной в соборе Парижской Богоматери 10 марта 1687 г. по случаю кончины принца де Конде, епископ Мо, выдающийся историк и воспитатель дофина Жак-Бенинь Боссюэ не только представил его выдающимся государственным деятелем, но и поставил выше другого великого полководца столетия - Анри де Тюренна. Отличительной чертой военного гения полководца епископ назвал быстроту замысла, нисходившего на него среди сражения, - его знаменитые "вдохновения". А Людовик XIV после смерти Конде заявил: "я потерял "величайшего человека в моем королевстве...
В целом Конде справедливо упрекают за то, что ради быстрого и сильного натиска, способного привести к победе, он проливал потоки крови, а его армия отличалась грабежами и насилием. Его стиль состоял из дерзости и агрессивных нападений... Вместе с тем, Конде называют настоящим военным интеллектуалом, одаренным и независимым.".

Созданный образ даёт возможность почувствовать размах и пассионарность личности... но воспринимается всё-же, ОЧЕНЬ однобоко... ПОРА РАСШИРЯТЬ ГРАНИЦЫ ОБРАЗА:

Художник Juste d’Egmont (1601-1674), Musée de l’Armée.
Взято здесь: http://www.danielbibb.com/content/exhibits/detail1.php?itemID=30006
Очень понравился портрет и, на мой взгляд, он более всего похож на детский. Сначала не обратила внимания - за Конде видна голова, там персонаж, его почти не видно (ниже привела эту картину целиком).

Работа отнесена к художнику Louis Elle Ferdinand
Взято здесь: http://www.danielbibb.com/content/exhibits/detail1.php?itemID=30006
Этот портрет у меня вызывает большие сомнения, не очень похоже на живопись той эпохи.

"...Луи II де Бурбон принц де Конде родился 8 сентября 1621 г. в Париже. Его родителями были Анри II Бурбон (1588 - 1646), принц де Конде, и Шарлотта-Маргарита де Монморанси (1594 - 1650), принцесса де Конде и крестная мать Людовика XIV..."

Отец Анри II Бурбон (1588 - 1646) принц де Конде:

Меня удивило, что больше его портретов не попалось.

Мама Шарлотта-Маргарита де Монморанси (1594 - 1650), принцесса де Конде:

"...Образование юного герцога Энгиенского было традиционным для его сословия. В 1630 - 1636 гг. он изучал латинскую классику, философию Аристотеля, математику, кодексы Юстиниана и политическую историю в школе иезуитов в Бурже. Он не был особенно прилежным учеником, правда, латынь, риторику и философию осваивал с большим успехом. Долгое время он считался вольнодумцем по религиозным вопросам. Его образование было завершено в Королевской военной академии в Париже, где он показал отличные результаты. Уже в 17 лет отец отправил Луи исполнять обязанности губернатора Бургундии..."
"...По настоянию Анри Конде 9 февраля 1641 г. юноша женился на Клер-Клеманс де Майе-Брезе (1628 - 1694), дочери Юрбена де Майе, маркиза де Брезе, и Николь дю Плесси, племянницы Ришелье. Однако политически и экономически выгодный союз (невеста принесла Луи приданого 600 тыс. ливров и ряд земельных владений) был в личном плане неудачным. Ради него ему пришлось оставить свою возлюбленную мадемуазель дю Вижан (Марту Пуассар, дочь королевского постельничего Франсуа Пуассара, барона дю Вижана). От этого брака на свет появилось трое детей - сыновья Анри III Жюль (1643- 1709), принц де Конде, Луи (1652 - 1653 ) и дочь мадемуазель де Бурбон (1657 - 1660 )..."

Жена:

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BB%D1%8D%D1%80-%D0%9A%D0%BB%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%81_%D0%B4%D0%B5_%D0%9C%D0%B0%D0%B9%D0%B5

Великий Конде и его сын Генрих III Бурбо́н Конде́ :

Портрета мадемуазель дю Вижан не нашла.
"...его возлюбленную в 1647 г. отправили в монастырь кармелиток..."
http://svitoc.ru/index.php?showtopic=556

Далее: "Последние 11 лет жизни Великий Конде провел в своем владении Шантийи в 49 км от Парижа. Замок располагался среди густых дубовых лесов и возвышался на огромной скале, окруженной со всех сторон водой.... именно Великий Конде поручил королевскому архитектору Ленотру разбить великолепный парк с фонтанами вокруг замка. В одном из устроенных в нем праздников принял участие король, что зафиксировала в своих письмах мадам де Севинье. Фонтаны Шантийи и сегодня одни из красивейших во Франции. Недаром Людовик XIV при постройке Версаля взял их за образец . (оказывается:), у Великого Конде был неплохой вкус и стремление к созиданию - моё прим.) Подражая итальянской дворцовой архитектуре, принц приказал украсить фасад замка балюстрадами и колоннами, и получилось так, что в нем соединились элементы готики (мощные стены-бастионы, остроконечные шпили, водостоки в виде змееобразных чудовищ) и барочное оформление фасадов. По сути Шантийи из замка превратился в роскошный дворец и стал символом перехода аристократии от военных походов к празднествам, меценатству и коллекционированию произведений искусства. Но въезд в Шантийи, оформленный в ренессансном стиле и защищенный чугунными решетками и пиками, отражал "профессию" владельца...
У него собирались полководцы, министры, крупные буржуа и, конечно же, просвещеннейшие умы Франции. Являясь поклонником и покровителем искусств, Конде приглашал в свой замок известных творческих личностей. Еще во время пребывания не у дел после Пиренейского мира принц проводил там время в блестящей компании таких гениев, как Мольер, Расин, Буало, Лафонтен, Мансар, Ленотр, Боссюэ и многие другие. Как-то поэт Венсан Вуатюр заметил Конде: "Если бы Вы хоть раз соизволили снять какую-нибудь осаду, мы, Ваши поклонники, смогли бы немного передохнуть и прийти в себя, так как это внесло бы некоторое разнообразие в ход событий". В Шантийи состоялось и первое представление "Тартюфа" Жана-Батиста Мольера, которого еще в 1664 г. автор впервые прочитал в салоне Нинон де Ланкло. В честь гостей принца Ленотр разбил в парке аллею Философов, что может служить доказательством того, что Великий Конде не только следовал аристократической моде того времени, но и действительно высоко ценил прекрасное ..."

Вот так, и как это согласуется с данными ему выше отрицательными характеристиками? Практически никак.
"...Этот неординарный человек был исключительно богат по меркам XVII века. Его огромное состояние уступало лишь богатствам кардиналов Мазарини (40 млн. ливров) и Ришелье (20 млн. ливров) и оценивалось в 14 млн. ливров. Как и другие политики и полководцы того времени он коллекционировал произведения искусства, старинные книги и манускрипты, сосредоточенные, прежде всего, в Шантийи. Герцог Омальский, получивший в 1830 г. вместе с титулом и замок, завещал его вместе с богатейшей библиотекой и картинной галереей, Французскому институту. В музее Конде, помимо личных вещей принцев крови, выставлены и художественные сокровища - сотни рукописных и первопечатных книг (включая Библию Иоганна Гуттенберга), редкостное собрание фарфора и "Великолепный часослов герцога Беррийского" - прославленная иллюстрированная рукопись XV в., многочисленные гравюры и картины Боттичелли, Клуэ, Пуссена. Именно там сегодня находятся "Три грации" Рафаэля, "Избиение младенцев" Пуссена, "Святой Иероним" Дюрера и другие знаменитые полотна. Принц являлся обладателем одного из самых знаменитых в истории алмазов весом в 9,01 каратов, украшавшего набалдашник его трости, - "Розового Конде" или "Великого Конде", полученного им от Людовика XIV за военные заслуги..."
А вот это как согласуется с данными выше характеристиками?:
"В 1685 г. единственный внук полководца Луи де Бурбон женился на Луизе-Франсуазе, мадемуазель де Нант, старшей дочери короля и мадам де Монтеспан. В середине 1686 г. Луиза-Франсуаза, пребывая в Фонтенбло, заболела оспой. Именно принц вернул ее к жизни, проводя дни возле ее постели и кормя ее с ложки. Луиза-Франсуаза выжила и продолжила род Конде, подарив своему супругу 10 детей, но Конде сам заразился от нее..."

Я вижу образ прекрасного, действительно, по-королевски одарённого человека.
Большая благодарность Хатамото: http://svitoc.ru/index.php?showtopic=556
и автору статьи: Ивониной Людмиле Ивановне - доктору исторических наук, профессору Смоленского государственного университета.

P.S. Посмотрела по художнику - нашла!

Portrait du Grand Condé devant le champ de bataille de Rocroi (19 mai 1643)
Не могу понять - что это такое справа, что-то красное, изогнутое...?
Здесь слева от Конде не видно головы. И ещё... почти все мужчины -военные 17-18 да и 19 век держат странную палку в руке. Я думала сначала, что это - подзорная труба. Но уж слишком тонка, думаю, это что-то другое.

Поиски наслаждения доставляют часто множество хлопот…

(Жан Шуке)

27 августа 1830 года в ранние утренние часы замок Сен-Ле, в котором проживал Его Высочество герцог Бурбонский, последний принц Конде, был погружен в безмолвие.

Хозяин дома еще не оповестил челядь о своем августейшем пробуждении. Баронесса де Фешер, его любовница, спала, и жандармский унтер-офицер, достоинствами которого эта дама втайне наслаждалась, вернулся из замка в деревню после ночи, которую, как хотелось надеяться мелкой обслуге, бывшей в курсе всех замковых интриг, он провел с удовольствием.

Около восьми часов лакей Леконт постучал в дверь своего хозяина. Лишенный всяких претензий, он хотел лишь войти в комнату.

Однако в действительности он вошел прямо в Историю…

Не услышав на свой стук никакого ответа, Леконт подумал, что г-жа де Фешер очень утомила Его Высочество, которому было шестьдесят три, и тихо удалился.

В девять часов он снова подошел к двери и постучал. Результат, увы, был тот же. Разбираемый любопытством, он хотел осторожно повернуть дверную ручку. Напрасно. Дверь была заперта на задвижку.

На сей раз Леконт встревожился. Никогда до этого герцог Бурбонский не запирался в своей комнате. Лакей повернулся к доктору Бони, который каждый день в это время приходил, чтобы оказать необходимую помощь старику.

Что вы об этом думаете?

Врач не скрывал своего беспокойства.

Я опасаюсь худшего, - сказал он. - Надо пойти предупредить г-жу де Фешер.

Почти бегом оба спустились на первый этаж, где находились апартаменты баронессы. Баронесса еще не вставала. Через дверь они поделились с ней своей тревогой.

Я сейчас поднимусь, - крикнула она им. - Когда он услышит мой голос, он ответит!

Она вышла полуодетая, в шлепанцах на босу ногу и поднялась по лестнице, приговаривая при этом:

Если принц не ответит, надо высадить дверь. Может быть, у него сердечный приступ… Небольшое кровопускание ему поможет!

У двери любовника она крикнула:

Монсеньер!.. Откройте, монсеньер!.. Откройте же!.. Это я, монсеньер!..

Но так как ответа не было, она сказала Леконту:

Скорее, скорее! Надо выломать дверь. Идите за Маноби и скажите ему, чтобы принес какой-нибудь инструмент…

Вскоре офицер домашней охраны с помощью железной кувалды вышиб створки двери.

Баронесса и трое мужчин вошли в комнату. При свете догоравшей около кровати свечи они заметили герцога, прислонившегося к внутренним ставням, совершенно неподвижного и в позе человека, который к чему-то прислушивается. Доктор Бони устремился к нему и вскрикнул: герцог Бурбонский, отец герцога Энгиенского, последний из Конде, был подвешен к оконному шпингалету при помощи двух платков…

Преступление или самоубийство?

На первый взгляд все заставляло думать о самоубийстве: запертая изнутри дверь в комнату, ничем не нарушенный порядок в комнате, отсутствие на теле каких бы то ни было следов жестокости.

И, тем не менее, с точки зрения доктора Бонн, версия самоубийства неприемлема по многим причинам. Как гласит поговорка, «чтобы повеситься, надо набросить себе на шею петлю». А между тем именно этого герцог сделать никак не мог. Сломанная ключица не позволила бы ему поднять левую руку; к тому же после битвы при Беристене в 1795 году, где он потерял три пальца, ему нелегко было пользоваться правой рукой. Таким образом, трудно представить, как он мог сам сделать из платков достаточно замысловатый узел?

И, наконец, герцог Бурбонский считал самоубийство не только грехом, но и преступлением. За две недели до своей смерти он сказал своему дантисту, г-ну Остену:

Только трус может наложить на себя руки!

Но тогда кто?

Пока доктор Бони размышлял, г-жа де Фешер в отчаянии опустилась в кресло. С ее обостренным чувством приличий она довольно красиво заламывала руки и издавала горестные возгласы. Неожиданно, после одного, чуть более пронзительного, чем все предыдущие, вопля она сказала:

О, какое счастье, что принц умер именно так. Умри он в собственной постели, все тут же стали бы говорить, что я его отравила!..

Эта фраза буквально поразила доктора. Но он ничего не сказал и продолжал осматривать тело Его Высочества, которое продолжало висеть. Одна странная деталь бросилась в глаза: ноги покойного были лишь частично оторваны от пола; носки касались ковра…

Любопытный повешенный!

К 11 часам утра королю сообщили о том, что обнаружили доктор Бонн и Леконт. Крайне взволнованный, он направил в Сен-Ле барона Паскье, председателя палаты пэров.

После полудня барон провел собственное расследование и отправил Луи-Филиппу конфиденциальную записку, в которой, в частности, говорилось:

«Обстоятельства смерти столь необычны, что требуют более глубокого изучения, и, по моему мнению, было бы полезно, чтобы король срочно прислал двух врачей, таких, как доктора Марк и Маржолен, у которых есть навыки проверок, необходимых при таком фатальном событии».

Что касается полковника де Рюминьи, начальника особой королевской полиции, последовавшего за бароном Паскье, то он, в свою очередь, писал Луи-Филиппу:

«Пока ни на кого конкретно подозрения не падают; но Бог его знает, какую информацию

мы еще получим; я должен сказать, что эта смерть не оставляет впечатления самоубийства. Важно то, что никого пока невозможно обвинить и что завещание не дает оснований для подозрений».

Несмотря ни на что - и вопреки возражениям доктора Бони, который не уставал напоминать о физических недостатках покойного, - 7 сентября совещательная палата суда в Понтуазе издала ордонанс следующего содержания:

«Поскольку, как со всей очевидностью следует из полученной информации, смерть принца Конде была добровольной и явилась результатом самоубийства, преследование преступления не нуждается в дополнительных сведениях, никому не предъявлено обвинение, производство по делу закрывается, и суд объявляет, что нет необходимости его продолжать…»

Выводы правосудия поразили простых людей, которые тут же начали перешептываться, что «кого-то явно хотят прикрыть»… Никто не был назван, но нетрудно было догадаться, что все думали о г-же де Фешер.

Неожиданно 15 сентября появилась анонимная брошюра под довольно агрессивным названием: «Призыв к общественному мнению по поводу смерти Луи-Анри-Жозефа де Бурбона, принца Конде». В ней баронесса вполне определенно обвинялась в убийстве своего любовника; более того, некоторые фразы позволяли думать, что покровительствовал ей сам король…

Эта брошюра вызвала волну эмоций, и народ сгорал от любопытства узнать, кто такая г-жа де Фешер…

Вскоре выяснилось, что она весьма своеобразная особа…

Эта элегантная женщина, на тридцать два года моложе своего любовника, была англичанкой с богатым прошлым, в котором она вела далеко не монастырскую жизнь.

Дочь рыбака с острова Уайт, она тогда звалась Софи Доуз. В пятнадцать лет она приехала в Лондон с мечтой стать комедианткой. После нескольких неудачных попыток на сцене Ковент-Гардена она решила отдаться житейским соблазнам и насладиться ухаживаньем мужчин.

Герцог Бурбонский встретил ее впервые в Лондоне в 1811 году, как раз тогда, когда она, как говорят, «особенно нещадно эксплуатировала прелести, которыми Провидению угодно было ее наградить»…

Надо сказать, что Его Высочество посещал исключительно аристократические лондонские салоны. «Каждый вечер, - пишет доктор Лебопен, - после обеда в скромном „Shop House“ он отправлялся в театр, который покидал по окончании спектакля в компании одной или двух низкопробных девиц. Он вел их ужинать в какое-нибудь прокуренное заведение, совмещая, таким образом, свою склонность к примитивному распутству с врожденной скупостью».

Его Высочество познакомился с Софи Доуз в доме свиданий на Пикадилли. Соблазненный «ее бесстыдно глядящими голубыми глазами, пылкостью, смелостью и пристрастием к деталям», Луи де Бурбон поселил ее в своем лондонском особняке.

Очень скоро молодая женщина превратилась в «организатора удовольствий принца Конде». При активном содействии некоторых из ее прежних подруг по сералю она поставила целую серию дивертисментов, отличавшихся крайним эротизмом и имевших каждый свое название. Например, в дивертисменте «Любящий пес» совершенно голый принц Конде перед шестью обнаженными женщинами должен был «изобразить все проявления радости пса, который нашел свою хозяйку». В дивертисменте «Гасильщицы свечей» Софи и ее подруги делали вид, что гасят пламя свечи принца, используя один из самых галантных способов. В дивертисменте «Милосердие, пожалуйста!» принц должен был бросить монетку в «копилку для пожертвований», открытую и поднесенную ему каждой из юных приглашенных. Наконец, назовем дивертисмент «Пчелки, собирающие мед», где принц, лежа голым в постели, очень мило исполнял роль розового бутона, а шесть восхитительных гетер, обладающих богатейшим опытом и наделенных ярким темпераментом, изображали пчелок, собирающих мед. В ритме менуэта, звучавшего из музыкальной шкатулки, они постепенно сбрасывали с себя одежду, танцуя вокруг ложа, где их ждал принц Конде. С последним звуком менуэта они устремлялись на свою добычу и «заставляли ее испытать тысячу всевозможных наслаждений».

Софи, знавшая не только самые злачные места Лондона, но и некоторые специализированные книжные магазины, снабдила Его Высочество целой коллекцией книг и гравюр редкостной непристойности. После этого вечера стали еще более веселыми…

Принц Конде всегда имел несколько таких шедевров у себя в Сен-Ле, как об этом свидетельствует канцлер Паскье, который во время обыска обнаружил «два или три маленьких тома, названия которых лучше не произносить». Кретино-Жоли в своей «Истории трех последних принцев из дома Конде» менее сдержан: «Сколько постыдных книг, непристойных гравюр, отвратительных картин было найдено в личных покоях умершего принца! - пишет он… - Эти непристойные книги, эти непотребные гравюры сберегались не только для тайных радостей принца. Г-жа де Фешер, разумеется, тоже получала свою часть на этом печальном празднике для пресыщенных глаз и сердец».

В годы Реставрации, рассчитывая с легкостью прекратить свои отношения с Софи, принц Конде тайком покинул Лондон и вернулся во Францию. Через две недели после его отъезда молодая женщина появилась в Париже.

Принц, чрезвычайно расстроенный, вынужден был принять ее. После нескольких нежных слов он перешел «на лицемерный язык в стиле предместья Сен-Жермен».

Мне бы хотелось удержать вас при себе. Но ваше присутствие здесь может вызвать скандал… Англичанка улыбнулась:

А если вы выдадите меня за свою внебрачную дочь?

Принц Конде со времени своего отъезда из Лондона испытывал ностальгию по восхитительному телу Софи.

При мысли о том, что безумные ночи могут возобновиться, он стал пунцовым:

Какая прекрасная идея! Но чтобы ни у кого не было повода для сплетен, вы должны выйти замуж.

Его Высочество сразу стал подыскивать подходящего Софи мужа и нашел Адриана де Фешера, командира батальона в королевской гвардии, которого услужливый Людовик XVIII поспешил сделать бароном.

Бракосочетание состоялось 6 августа 1818 года в Лондоне, после чего новобрачные поселились в Пале-Бурбон, владении принца Конде.

Спустя несколько недель принц проявил к супругам деликатное внимание: он назначил Фешера служить при своей особе.

Вот теперь он сможет жить поблизости от своей жены, - восклицали знающие люди, подмигивая, друг другу.

Как-то вечером одна добрая душа поведала Фешеру о том, как ему не повезло. Придя в неистовство оттого, что его так провели, несчастный решил пожаловаться принцу. Его Высочество пожал плечами:

Не верьте ничему, мой дорогой Фешер. Это обыкновенное злословие… Такова плата за то, чем вы владеете. Вам завидуют, потому что вы мой друг!

Будучи скептиком, Фешер предпочел покинуть свою супругу. Баронесса сразу стала жить с принцем, который в свои шестьдесят пять лет все еще не растратил жара души. Любовные поединки, и прежде приводившие в восторг прислугу, теперь стали повседневным явлением. Признательный Людовик Бурбонский в 1824 году составил завещание, по которому Софи получала богатейшие владения Сен-Ле и Буасси…

И с этого момента, уверяют злые языки, г-жа де Фешер жила «в гнусном ожидании смерти Его Высочества». Но так как смерть заставляла себя ждать, то в ночь с 26 на 27 августа г-жа Фешер решила ускорить события, привязав принца к шпингалету окна в его собственной комнате.

Получалось, таким образом, что преступление было следствием простого нетерпения.

Такова была первая версия.

Вскоре, однако, выяснилось, что дело было далеко не таким простым и что Луи-Филипп оказался замешан в грязном преступлении. Каким же образом бывшая лондонская уличная девка могла войти в контакт с королемфранцузов и сделать из него своего сообщника? Именно об этом поведает оторопевшей публике специальная брошюра, опубликованная в 1848 году…

А в 1827 году баронесса де Фешер очень боялась, как бы завещание, сделанное в ее пользу, не оказалось однажды опротестовано законными наследниками принца Конде, и потому искала влиятельного сообщника. Выбор ее остановился на герцоге Орлеанском, чья любовь к деньгам была ей хорошо известна.

План ее был прост и в то же время свидетельствовал о редкостном чувстве политической интриги: она решила уговорить принца Конде, одного из самых богатых людей Франции, завещать все свое имущество герцогу Омальскому, сыну герцога Орлеанского, с тем чтобы последний в знак благодарности согласился признать законным все то, что было завещано ей.

Ее доля наследства становилась, таким образом, чем-то вроде комиссионных за ту великолепную сделку, которую она позволила осуществить герцогам Орлеанским.

О своих планах она рассказала Талейрану. Экс-министр иностранных дел был, разумеется, в восторге от макиавеллического плана баронессы. Он пообещал ей свое содействие.

Заходите ко мне в пятницу, - пригласил он. - Вы встретитесь с герцогом Орлеанским. Могу вас заверить, вы очень скоро станете одной из его подруг.

Талейран не ошибся. Вне себя от радости при мысли, что громадное состояние принца Конде может попасть в руки его сына, будущий король Луи-Филипп повел себя чрезвычайно галантно по отношению к г-же.де Фешер и пригласил ее в Пале-Рояль.

Бывшая лондонская проститутка тут же вошла в круг ближайших друзей герцогов Орлеанских.

Ее обласкали, угощали конфетами, делали комплименты ее туалетам, а Мария-Амелия писала ей письма, о тоне которых можно судить по следующему отрывку:

«Я очень тронута, моя дорогая, всем, что вы рассказали о ваших хлопотах для нас… Поверьте, я никогда этого не забуду. Всегда и во всех обстоятельствах вы найдете в нас и для себя, и для ваших близких поддержку, за которой вы ко мне обратились, и порукой тому будет служить благодарность матери».

Когда баронесса бывала чем-нибудь расстроена, всех в Пале-Рояле охватывало ужасное беспокойство, а будущий король французов с растрепавшейся прической и обвисшими бакенбардами торопился в Пале-Бурбон. Однажды при подобных же обстоятельствах с ним произошла удивительная история. Вот что об этом рассказывает граф Вильмюр:

«В момент прибытия герцога Орлеанского г-жа де Фешер принимала ванну, причем принимала ее в сидячей купальне, одном из хитроумных механических устройств знаменитого Лесажа. Баронесса быстро вышла из воды, но, торопясь забраться в постель, забыла откинуть доску, скрывавшую купальню и служившую сиденьем в ванне. Такого рода мебель, бывшая в те времена в большой моде, стояла рядом с кроватью баронессы. Луи-Филипп, довольный тем, что Софи Доуз согласилась его принять, устремился к креслу, которое, казалось, специально дожидалось его, и в тот же миг, к своему большому удивлению, провалился в купальню.

И как он ни старался, как ни барахтался, ему не удавалось выбраться из этой водяной ловушки!

Зрелище было столь нелепым, что г-жа де Фешер, позабыв о всяком почтении к Его Королевскому Высочеству, разразилась неудержимым смехом. Но в конце концов, она прониклась сочувствием к горестному положению своего гостя и предложила вызвать кого-нибудь из его людей, чтобы помочь ему вылезти. Она пыталась втолковать герцогу, что без помощи он не выберется из купальни, учитывая несколько тяжеловатую нижнюю часть его тела.

Луи-Филипп умолял ее никого не звать, опасаясь, что приглашенный на помощь выездной лакей разболтает о случившейся с ним неприятности всем слугам в Пале-Бурбон, а те, в свою очередь, разнесут это по всему городу, и уж тогда все кому не лень начнут потешаться над ним.

Поэтому он возобновил свои попытки и опять неудачно, потом еще и еще, но обрести свободу не удавалось;

бесконечные барахтанья нарушили симметрию его прически, и это еще больше развеселило баронессу. Наконец она предложила позвонить и вызвать свою камеристку - девушку, по ее словам, на удивление скромную и неболтливую.

Луи-Филипп согласился. М-ль Роза тут же явилась и очень ловко помогла снять осаду, которая без ее помощи могла бы продолжаться неизвестно сколько времени и закончиться для Его Высочества столь же бесславно, как осада испанского города Лерида, предпринятая в 1707 году его предком, регентом Луи-Филиппом Орлеанским.

Пока обитатели Пале-Рояля пребывали в состоянии транса, г-жа де Фешер пыталась уговорить своего любовника оставить завещание в пользу герцога Омальского. Но принц Конде, ненавидевший потомков Филиппа Эгалите, упрямо отказывался это сделать. Тогда баронесса сменила тактику. Если до сих пор она была нежна, предупредительна, вкрадчива, то теперь стала позволять себе грубый тон, угрозы и тем самым превратила жизнь несчастного старика в настоящий кошмар. Когда у него появлялось желание зайти к ней в комнату, выразить свои чувства или просто поцеловать, в ответ слышалось:

Сначала подпишите!

Иногда она даже била его. В иные вечера лакей Лебон слышал, стоя за дверью, как хозяин плакал у себя в комнате, повторяя сквозь слезы:

Неблагодарная стерва!

Однажды барон де Сюрваль навестил его без предварительной договоренности. Лицо принца было опухшим и в крови.

Вот, взгляните, что она со мной сделала! - воскликнул он.

Барон посоветовал ему решительно отказаться подписывать завещание. Принц опустил голову:

Она грозит, что уйдет от меня!

Ну и прекрасно! Пусть уходит!

При этих словах у последнего Конде появились слезы на глазах:

Я не могу этого сделать, - прошептал он. - Вы не знаете, как велика сила многолетней привычки и душевной привязанности, которой я не в силах противиться…

Скандальные сцены между баронессой и ее любовником длились неделями. Наконец принц Конде уступил. Герцог Омальский был признан единственным наследником всего имущества, за исключением двенадцати миллионов, отказанных по завещанию Софи.

В этот день в Пале-Рояле был настоящий праздник.

Прошло несколько месяцев, и герцог Орлеанский взошел на престол. Принц Конде тут же втайне подготовился к отъезду в Швейцарию, чтобы присоединиться к Карлу X, жившему в изгнании. Он уже запросил заграничный паспорт и получил у своего управляющего миллион франков в банкнотах.

Софи прослышала о его приготовлениях и в ужасе помчалась в Тюильри. Узнав, что принц намерен покинуть Францию, Луи-Филипп побледнел:

Я знаю, - сказал он, - что принц получил письмо от Карла X, в котором тот умолял его изменить завещание в пользу маленького герцога Бордосского. Если принц уедет, он ускользнет из-под вашего влияния, и мой сын лишится наследства. Надо любой ценой помешать ему уехать!

27 августа принца Конде нашли повешенным на оконном шпингалете. Через несколько дней после этого мэтр де ла Юпуа, судебный следователь, признавший смерть принца насильственной, был официально отправлен на пенсию…

В народе шептались, что принц Конде был убит г-жой де Фешер по просьбе короля Луи-Филиппа.

Такова была вторая версия.

А вскоре появилось и третье, весьма забавное кстати, объяснение загадочной смерти последнего из Конде…

Однажды по Парижу пронесся слух, что кое-кто из слуг в Сен-Ле сделал сенсационные признания по поводу драмы 27 августа.

Вслед за этим дамы из Сен-Жерменского предместья стали вполголоса, краснея, рассказывать такое, от чего слушавшие их приятельницы буквально кудахтали от удовольствия, так, что, по словам барона де Тьеля, «можно было подумать, будто их кто-то щекочет в самом приятном месте…».

Что же такое могли рассказать слуги принца Конде?

Надо признать, сообщенные ими подробности поражали. Если верить этим людям, принц умер, оказавшись жертвой собственной похоти. Вот их рассказ:

«Последние месяцы нашему хозяину не удавалось продемонстрировать жар своего сердца г-же де Фешер, которая без конца прибегала к всевозможным уловкам, хорошо известным не особенно порядочным девицам.

К сожалению, возбуждающий эффект ее ласк со временем притупился, и баронессе пришлось искать иные способы возбуждения Его Высочества.

Г-жа де Фешер вспомнила, что в ее стране, где повешение является официальным видом казни, ходило много не особенно серьезных рассказов о последних моментах жизни осужденных. Некоторые клиенты публичных домов, в которых она работала, рассказывали ей, что удушение вызывает особые физиологические реакции, позволяющие повешенным проявить необычную мужскую силу и познать сладостное «утешение», перед тем как отдать Богу душу…

И она решила использовать это средство, чтобы пробудить угасшие чувства своего любовника.

Каждую ночь она приходила к нему в комнату, очень даже мило подвешивала его, но всего на несколько мгновений. Как только результаты этой маленькой пытки давали о себе знать, она быстро вытаскивала принца из петли и с присущей ей энергией оделяла его необходимой порцией удовольствий…»

Но, увы, в ночь на 27 августа г-жа де Фешер вынула принца из петли на несколько секунд позже…

Придя в ужас от случившегося, она вернулась к себе в комнату, в которой находился ее молодой любовник, жандармский офицер, и вдвоем они устроили мизансцену, позволявшую предположить самоубийство.

После этого она потребовала от Луи-Филиппа распорядиться таким образом, «чтобы правосудие не особенно вникало». Монарх, стольким обязанный баронессе, подчинился ее требованию…

Эти разоблачения, поразившие простых людей, подтвердились спустя восемнадцать лет, после февральских дней 1848 года, когда была опубликована небольшая брошюра под названием «Революционные профили». Автор брошюры, Виктор Бутон, писал в ней:

«Герцог Бурбонский был повешен: его стариковские склонности облегчили это преступление; г-же де Фешер немногое потребовалось для его осуществления. Герцог питал слабость к удовольствиям, весьма странным, с точки зрения морали просто извращенным, а на взгляд шестидесятилетнего человека вполне естественным. Искусство, с которым баронесса удовлетворяла его похоть, и было причиной их старой, длительной связи. Мне бы хотелось объяснить это с помощью метафоры, но не поворачивается язык. Однако я должен все же прояснить ситуацию. Я уже говорил, что герцог имел обыкновение симулировать повешение на очень небольшом расстоянии от табурета, которого он касался кончиками своих ног. Когда он оказывался в этом положении, г-жа де Фешер заставляла его испытывать вожделение.

Однажды баронесса совсем ненадолго вынула из-под его ног табурет, и герцог и вправду оказался повешен. Это объясняет, почему все обошлось без шума, без присутствия слуг, ну и так далее. В политическом плане проблема сводится к обстоятельствам завещания. Здесь я могу сказать, что возможность открыто находиться при дворе была той побудительной причиной, которая могла заставить баронессу убрать табурет: ведь при жизни герцога у нее не было никаких официальных отношений с придворной знатью; со смертью герцога она становилась баронессой де Фешер. Отпадали все возражения против нее. Но возможно ли предположение, что Луи-Филипп был посвящен баронессой в то, что она собиралась сделать, и они сообща обрекли жертву именно на такой вид смерти? Нет, это совершенно исключено!»

Чуть позже, в другом труде, озаглавленном «Оконный шпингалет в Сен-Ле», тот же Виктор Бутон дает следующие уточнения:

«Я получил от г-на Жиске, бывшего префекта полиции, объяснение этой жестокой и… сладостной смерти и считаю своим долгом сообщить здесь детали, дабы соблюсти права Истории.

Впрочем, неблагодарность Луи-Филиппа в отношении г-на Жиске избавляет меня от необходимости умалчивать об этом деле и продолжать прятать его под спудом.

Да, принц Конде был повешен, задушен особым образом, убит, одним словом, баронессой де Фешер.

Страсть старика, его склонность к похоти создали почву для этого преступления, сделали его легко осуществимым, и при этом баронесса отнюдь не выглядела человеком, задумавшим и осуществившим это дело. Ей, в сущности, немного требовалось, чтобы совершить его.

Все знали, что никакие соображения семейных интересов не могли заставить принца расстаться с этой женщиной, которая многие годы была его общепризнанной любовницей, так что собственный муж ее покинул, и которая, когда возраст лишил принца возможности сексуального наслаждения, сумела обеспечить ему единственное наслаждение, хорошо известное профессиональным жрицам любви и вполне объясняемое психологами. Искусство, с которым баронесса удовлетворяла его похоть, как раз и было основной причиной их долгой и устойчивой связи.

Баронесса де Фешер заходила утром в определенные дни и часы в спальню принца, потянув за шнурок дверную задвижку. После нескольких прикосновений принц поднимался с постели и должен был занять место у середины оконной рамы, встав на маленький табурет. Шейный платок, привязанный к шпингалету и петлей наброшенный на шею, слегка удерживал его. В этом вытянутом и несколько напряженном положении баронесса его… (несколько слов пропущено нами) до тех пор, пока бедный старик не оказывался на седьмом небе от удовольствия.

Именно это и происходит обычно с повешенными: в этой позе они получают свое последнее удовольствие…

Так что баронессе де Фешер, желавшей избавиться от принца, надо было для этого лишь выбрать день. В одно прекрасное утро, когда герцог находился в привычной для него позе, и в тот самый момент, когда испытывал миг наслаждения, баронесса как бы нечаянно, легким ударом ноги совсем чуть-чуть отодвинула табурет, и герцог оказался теперь уже и вправду повешенным. В момент наступившего спазма у него не было ни воли, ни сил сопротивляться. Он умер спокойно, как блаженный.

Когда прибыл мировой судья и констатировал смерть герцога, им был составлен протокол, в котором в качестве позитивного факта отметил то обстоятельство, что у ног умершего еще сохраняются следы сиятельного сладострастья. Этот протокол был, если можно так выразиться, обойден молчанием во время дебатов в судебном процессе, и, однако, он был напечатан.

После того как баронесса де Фешер легонько толкнула ногой табурет, она спокойно удалилась к себе».

Дальше автор объясняет, как удалось г-же де Фешер запереть изнутри дверь в комнату принца: она сложила бечевку вдвое и получившуюся петлю набросила на ручку дверного замка, потом закрыла дверь и потянула бечевку, оба конца которой были у нее в руках; с помощью бечевки ей удалось подвинуть задвижку. А дальше оставалось только выдернуть бечевку…

«Когда баронесса вышла из комнаты, - продолжает Виктор Бутон, - никто не слышал никакого шума, ни тем более звука взламываемой двери, и никакие показания слуг так и не смогли прояснить, повесился ли принц? Маленький табурет так и стоял около ног трупа, чей безмятежный вид невозможно было объяснить.

Эта альковная тайна так и не была разглашена, но все ее подробности я нашел в архивах полицейской префектуры».

Сегодня это объяснение драмы устраивает всех историков.

И все-таки один вопрос по-прежнему остается без ответа.

Отодвинула ли г-жа де Фешер ударом ноги табурет или, по оплошности, оставила висеть несчастного принца слишком долго?

Этого мы не узнаем никогда.

Впоследствии замок Сен-Ле был снесен по распоряжению унаследовавшей его баронессы. Однако муниципалитет возвел мраморную колонну в том месте, где принц Конде был повешен.

Люди злоязычные - а таких хватает в любую эпоху - расценили возведение монумента как достаточно символичное событие…

Как бы там ни было, но баронесса обрела в Луи-Филиппе понятливого покровителя, который очень быстро замял дело…