Рылеев войнаровский читать. Кондратий Рылеев

Кондратий Федорович Рылеев

Войнаровский

…Nessun maggior dolore

Che ricordarsi del tempo felice

Nella miseria…

(* Нет большего горя, чем вспоминать о счастливом времени в несчастье… Данте (ит.).}

А. А. Бестужеву

Как странник грустный, одинокий,
В степях Аравии пустой,
Из края в край с тоской глубокой
Бродил я в мире сиротой.
Уж к людям холод ненавистный
Приметно в душу проникал,
И я в безумии дерзал
Не верить дружбе бескорыстной.
Незапно ты явился мне:
Повязка с глаз моих упала;
Я разуверился вполне,
И вновь в небесной вышине
Звезда надежды засияла.

Прими ж плоды трудов моих,
Плоды беспечного досуга;
Я знаю, друг, ты примешь их
Со всей заботливостью друга.
Как Аполлонов строгий сын,
Ты не увидишь в них искусства:
Зато найдешь живые чувства, -
Я не Поэт, а Гражданин.

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ МАЗЕПЫ

Мазепа принадлежит к числу замечательнейших лиц в российской истории XVIII столетия. Место рождения и первые годы его жизни покрыты мраком неизвестности. Достоверно только, что он провел молодость свою при варшавском дворе, находился пажем у короля Иоанна Казимира и там образовался среди отборного польского юношества. Несчастные обстоятельства, до сих пор еще не объясненные, заставили его бежать из Польши. История представляет нам его в первый раз в 1674 году главным советником Дорошенки, который, под покровительством Польши, правил землями, лежавшими по правой стороне Днепра. Московский двор решился присоединить в то время сии страны к своей державе. Мазепа, попавшись в плен при самом начале войны с Дорошенком, советами против бывшего своего начальника много способствовал успеху сего предприятия и остался в службе у Самойловича, гетмана малороссийской Украины. Самойлович, заметив в нем хитрый ум и пронырство, увлеченный его красноречием, употреблял его в переговорах с царем Феодором Алексеевичем, с крымским ханом и с поляками. В Москве Мазепа вошел в связи с первыми боярами царского двора и после неудачного похода любимца Сосрии князя Василья Васильевича Голицына в Крым в 1687 году, чтоб отклонить ответственность от сего вельможи, он приписал неуспех сей войны благодетелю своему Самойловичу; отправил о сем донос к царям Иоанну и Петру и в награду за сей поступок был, по проискам Голицына, возведен в звание гетмана обеих Украин.

Между тем война с крымцами не уставала: поход 1688 года был еще неудачнее прошлогоднего; здесь в то время произошла перемена в правлении. Владычество Софии и ее любимца кончилось, и власть перешла в руки Петра. Мазепа, опасаясь разделить несчастную участь с вельможею, которому он обязан был своим возвышением, решился объявить себя на стороне юного государя, обвинил Голицына в лихоимстве и остался гетманом.

Утвержденный в сем достоинстве, Мазепа всячески старался снискать благоволение российского монарха. Он участвовал в азовском походе; во время путешествия Петра по чужим краям счастливо воевал с крымцами и один из первых советовал разорвать мир с шведами. В словах и поступках он казался самым ревностным поборником выгод России, изъявлял совершенное покорство воле Петра, предупреждал его желания, и в 1701 году, когда буджацкие и белгородские татары просили его о принятии их в покровительство, согласно с древними обычаями Козаков, "прежние козацкие обыкновения миновались, - отвечал он депутатам, - гетманы ничего не делают без повеления государя". В письмах к царю Мазепа говорил про себя, что он один и что все окружающие его недоброжелательствуют России; просил, чтоб доставили ему случай показать свою верность, позволив участвовать в войне против шведов, и в 1704 году, после похода в Галицию, жаловался, что король Август держал его в бездействии, не дал ему способов к оказанию важных услуг русскому царю. Петр, плененный его умом, познаниями и довольный его службою, благоволил к гетману особенным образом. Он имел к нему неограниченную доверенность, осыпал его милостями, сообщал ему самые важные тайны, слушал его советов. Случалось ли, что недовольные, жалуясь на гетмана, обвиняли его в измене, государь велел отсылать их в Малороссию и судить как ябедников, осмелившихся поносить достойного повелителя Козаков. Еще в конце 1705 года Мазепа писал к Головкину: "Никогда не отторгнусь от службы премилостивейшего моего государя". В начале 1706 года был он уже изменник.

Несколько раз уже Станислав Лещинский подсылал к Мазепе поверенных своих с пышными обещаниями и убеждениями преклониться на его сторону, но последний отсылал всегда сии предложения Петру. Замыслив измену, повелитель Малороссии почувствовал необходимость притворства. Ненавидя россиян в душе, он вдруг начал обходиться с ними самым приветливым образом; в письмах своих к государю уверял он более чем когда-нибудь в своей преданности, а между тем потаенными средствами раздувал между козаками неудовольствие против России. Под предлогом, что козаки ропщут на тягости, понесенные ими в прошлогодних походах и в крепостных работах, он распустил войско, вывел из крепостей гарнизоны и стал укреплять Батурин; сам Мазепа притворился больным, слег в постель, окружил себя докторами, не вставал с одра по нескольку дней сряду, не мог ни ходить, ни стоять, и в то время, как все полагали его близким ко гробу, он приводил в действие свои намерения: переписывался с Карлом XII и Лещинским, вел по ночам переговоры с присланным от Станислава иезуитом Зеленским о том, на каких основаниях сдать Малороссию полякам, и отправлял тайных агентов к запорожцам с разглашениями, что Петр намерен истребить Сечу и чтоб они готовились к сопротивлению. Гетман еще более начал притворяться по вступлении Карла в Россию. В 1708 году болезнь его усилилась. Тайные пересылки с шведским королем и письма к Петру сделались чаще. Карла умолял он о скорейшем прибытии в Малороссию и избавлении его от ига русских, и в то же время писал к графу Гавриле Ивановичу Головкину, что никакие прелести не могут отторгнуть его от высокодержавной руки царя русского и поколебать недвижимой его верности. Между тем шведы были разбиты при Добром и Лесном, и Карл обратился в Украину. Петр повелел гетману следовать к Киеву и с той стороны напасть на неприятельский обоз; но Мазепа не двигался из Борзны; притворные страдания его час от часу усиливались; 22 октября 1708 г. писал он еще к графу Головкину, что он не может ворочаться без пособия своих слуг, более 10 дней не употребляет пищи, лишен сна и, готовясь умереть, уже соборовался маслом, а 29, явившись в Горках с 5000 Козаков, положил к стопам Карла XII булаву и бунчук, в знак подданства и верности.

Кондратий Федорович Рылеев

Войнаровский

…Nessun maggior dolore

Che ricordarsi del tempo felice

Nella miseria…

(* Нет большего горя, чем вспоминать о счастливом времени в несчастье… Данте (ит.).}

А. А. Бестужеву

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ МАЗЕПЫ

Воплощая свои замыслы и опираясь на опыт романтических поэм Пушкина, учась у него стихотворному языку, Рылеев начал в 1823 г. трудиться над поэмой «Войнаровский» (1825) Эта поэма, воскресившая эпизоды изменнической политики Мазепы, была подготовлена всей литературной практикой Рылеева, а ее сюжет намечен в думах «Волынский», «Наталия Долгорукова», «Меншиков в Березове», в особенности же в трагедии «Мазепа», замыслы которой поэт набрасывал в 1822 году. Образ Мазепы к этому времени уже приковал внимание двух гениев мирового значения. О нем упомянул Вольтер в «Истории Карла XII» (1731), а Байрон опубликовал в 1819 г. поэму «Мазепа».

Поэма Рылеева создавалась на волне стремительного подъема освободительного движения, непрерывного роста революционного самосознания и художественного возмужания самого Рылеева. Это придало ее содержанию дух мятежности и бунтарства, а форме - блистательность, очаровавшую Пушкина. Основная тема поэмы - борьба за национальную независимость Украины. Сюжетом поэмы послужила жизнь Войнаровского, племянника и сподвижника Мазепы, его борьба за свободу родины и ссылка. В сюжет включен и любовный мотив - женитьба Войнаровского на простой казачке, разлука, а потом неожиданная встреча с ней в Сибири. Но определяющий пафос произведения гражданский.

Поэма «Войнаровский» - высшее достижение поэтической эволюции Рылеева. Ведущие ее персонажи воплощаются им как в той или иной мере психологически сложные. Поэт рисовал Войнаровского героически отважным тираноненавистником, привыкшим с детства «чтить Брута», душою «истинно свободного» и благородного «защитника Рима». В яростном сопротивлении деспотизму он не пощадил бы и Мазепу, своего родного дядю, если бы знал о его коварстве. Это пламенный патриот, готовый ради родины на любые жертвы.

Судьба Войнаровского трагична. Предназначенный по своим задаткам к великим деяниям, он стал жертвой коварных происков Мазепы и превратился в несчастного пособника его карьеристских интриг. Войнаровский не знал истинных намерений Мазепы и, слепо веря в его «патриотизм», чтил в нем «главу народа». Глубокую веру Войнаровского в Мазепу сильно поколебали, но окончательно не рассеяли даже длительные годы ссылки. И это явилось причиной его противоречий в отношениях к Петру и Мазепе, в осмыслении своей деятельности. Ему и перед самой смертью было неясно, кого порицать и кого благословлять: «Ах, может, был я в заблужденье, Кипящей ревностью горя; Но я в слепом ожесточенье, Тираном почитал царя…»

«Войнаровский» - романтическая поэма героико-патриотического жанра. Ее ведущие образы - герои, борющиеся за независимость своей родины. Это не беспочвенные одиночки, отщепенцы, ушедшие в себя, в свой духовный мир, а вожди, возглавляющие движение народа. Их одиночество, явившееся результатом поражения, вынужденное, приносящее им страдание.

Поэма «Войнаровский» - классический образец романтической архитектоники. Ее центром служит фигура главного героя. Кроме вступления, являющегося своеобразным прологом ко всей поэме, короткой описательной ремарки, связывающей первую и вторую части поэмы, и эпилога, поэма представляет собой исповедь Войнаровского. Она покоряет мастерством повествования.

Романтический характер структуры поэмы подкрепляют резко антитетичные характеры (благородный Войнаровский и коварный Мазепа) и необычные ситуации: стремление Войнаровского к подвигам и его участие в коварном замысле Мазепы, идиллия любви Войнаровского с казачкой, разлука с ней и встреча через много лет в снегах Якутии.

Мрачная. Драматическая история Войнаровского подкрепляется эпитетами преобладающе сурово-мрачного («угрюмый приют», «вид унылый и суровый», «гробовой холм») и эмоционально повышенного свойства («сверкающие глаза», «нестерпимые муки», «пылкая душа»). В полном соответствии с драматическими перипетиями ведущего героя поэмы находятся и сравнения: необычные, с явным тяготением к гиперболичности («и мы, как туча громовая», «казалась трупом вся земля»), эмоционально подчеркнутые («Увяла в цвете юных лет, Безвременно, в Сибири хладной, Как на иссохшем стебле цвет В теплице душной, безотрадной»).

В поэме широко показана природа. Служа фоном, оттеняя душевное состояние Войнаровского, она проникнута, как и словесно-изобразительные средства, сумрачностью. В степи «дикой и пустой», в постоянных сражениях провел Войнаровский годы молодости. В местах «унылых» промелькнули его три года счастия с любимой. В «степи глухой» открылся ему Мазепа в своей ненависти к Петру. В стране «пустынной», среди безбрежных снегов и угрюмых лесов, текли его годы изгнанья, и он, «как климат сибирский, стал в своей душе жесток и хладен». Картиной природы, словно увертюрой, начинается поэма: «В стране метелей и снегов…» Зарисовкой одинокой могилы и сидящего на ней «в оцепененье роковом» Войнаровского она завершается.

Лирическую непосредственность и живость исповеди Войнаровского сообщают разговорный четырехстопный ямб и вольный размер ее строф, то кратких, то длинных, в зависимости от характера воссоздаваемого эпизода.

«Войнаровский» - центральное произведение Рылеева, вошедшее в ряд самых лучших поэм гражданско-героического романтизма. Прочтя отрывки поэмы, опубликованные в 1824 г. в «Полярной звезде», Пушкин написал 12 января 1824 г. А.А. Бестужеву: «Рылеева «Войнаровский» несравненно лучше всех его «Дум».

Поэма оказала сильное воздействие на декабристсткую поэзию, в частности на творчество А.А. Бестужева-Марлинского (баллада «Саатырь» и поэма «Андрей, князь Переяславский») и В.Ф. Раевского («Дума»). Ее влияние сказалось на произведениях А. Яковлева («Чигиринский казак») и А. Подолинского («Гайдамаки»). Ее отзвуки несомненны в поэмах Огарева («Дон») и Некрасова («Русские женщины»).

Эта поэма с интересом читалась и последующими поколениями. Запрещенная царским правительством, она распространялась в списках. Герцен находил в «Войнаровском» «большие красоты». Н.П. Огарев в 1861 г. в предисловии к сборнику «Русская потаенная литература XIX столетия» писал: «Перечитывая «Войнаровского»… мы пришли к убеждению, что он и теперь так же увлекателен, как был тогда».

Кондратий Федорович Рылеев - выдающийся российский поэт, участник движения декабристов и общественный деятель. Этот человек отличался исключительной честностью, искренностью и бескорыстием, не позволяя кому-либо запятнать звание революционера. Порядочность и высокий уровень нравственности поэта нашли отражение в образах героев его же творений. Среди них стоит отметить и произведение Рылеева «Войнаровский».

Биография и революционная деятельность

В жизни выдающегося поэта имело место множество сложных ситуаций и трагических моментов, которые, вероятнее всего, заставили его рано повзрослеть. Произведения Кондратия Федоровича Рылеева, который родился в конце XVIII века - 18 сентября 1795 года в селе Батово Санкт-Петербургской губернии, насквозь пронизаны воинственным духом, борьбой за справедливость.

Мировоззренческие взгляды юного Кондратия сформировались в период его обучения в кадетском петербургском корпусе с 1801 по 1814 годы. В это учебное заведение мальчика определил отец - армейский офицер. К слову, родителя маленького Кондратия с трудом можно было назвать образцовым: Федор Рылеев славился тягой к спиртному, беспечным транжирством, пристрастием к азартным играм и разгульным образом жизни. Во время обучения появились первые произведения Кондратия Федоровича Рылеева.

Военную службу кадет проходил за границей, во Франции. Вернувшись на Родину в 1818 году, молодой человек принял решение посвятить себя творчеству. Спустя два года Рылеев закончил работу над известнейшей одой «К временщику». В том же году Кондратий Федорович женился на Наталье Тевяшевой - дочери богатых украинских помещиков. Несмотря на обнищавшее положение жениха, родители Натальи не препятствовали браку и приняли зятя, закрыв глаза на его незавидное финансовое положение.

Через год Рылееву пришлось поступить на государственную службу. Местом его работы в 1821 году сначала была уголовная палата Петербурга, а через три года - Российско-американская компания, где он занимал должность правителя канцелярии. Бросать творчество и прекращать работу над созданием очередной поэмы Рылеев не собирался, поэтому вступил в «Вольное общество любителей российской словесности», а на протяжении двух лет (1823-1824 годов) издавал журнал «Полярная звезда» совместно с Александром Бестужевым. В тот же период Кондратий Федорович пополнил ряды Северного декабристского общества, которое в корне изменило его политические взгляды и сыграло роковую роль в дальнейшей жизни.

Если раньше Рылеев был убежденным приверженцем конституционно-монархического устройства, то с момента вступления в ряды общества он начал придерживаться иных принципов управления государством - республиканских. Поэт был ослеплен революционными идеями, что закономерно привело к фатальным последствиям. Рылеев стал одним из предводителей восстания, незадолго до которого участвовал в дуэли секундантом, где погибли оба дуэлянта. Возможно, произошедшее послужило своеобразным знаком судьбы, предупреждающим сигналом. Однако в своей правоте Рылеев не сомневался, а потому и не собирался отступать.

Вполне закономерным исходом подавленного революционного восстания стало заключение под стражу всех зачинщиков и иных причастных лиц. В тюрьме Рылеев вел себя мужественно и достойно, стараясь оправдать соратников. Кондратий Федорович надеялся на императорскую милость, однако приговор последовал суровый. В июле 1826 года бунтовщиков, включая товарищей Кондратия Рылеева П. Пестеля, А. А. Бестужева-Рюмина, М. Каховского и Н. Муравьева, приговорили к повешению. Во время казни оборвалась веревка, и Рылеев упал. Вторая попытка удушения стала исполнением смертельного приговора. До сих пор о точном месте захоронения останков Рылеева отсутствуют официальные данные.

Родители долго гадали, как назвать новорожденного мальчика. Церковный служитель посоветовал дать ребенку такое же имя, как и у первого встречного. Так они и поступили: на пути повстречался отставной военный. Этот мужчина впоследствии стал крестным отцом для Кондратия Федоровича.

Мальчик был пятым ребенком в семье, однако стал единственным, кто не умер в младенчестве. Однажды в детстве, по рассказам матери, Рылеев сильно заболел. Выздороветь ребенку помогли только родительские молитвы. Если верить семейному преданию, маленького Кондратия посетил ангел, который излечил малыша, но предрек ему трагическую смерть в молодом возрасте.

С раннего детства все свободное время Рылеев проводил с книгой в руках. Отец считал, что трата денег на покупку чтива не имеет смысла, поэтому книжки, с которыми будущий поэт по-настоящему увлекся литературой, появились у него в период обучения в кадетском корпусе. Первое произведение Рылеева, пропитанное пламенным патриотизмом, было написано в 1813 году, во время учебы в Санкт-Петербурге. Ода, посвященная смерти Кутузова, возглавила его личный список сочинений.

У Кондратия Рылеева было двое детей: сын, который скончался, не дожив до года, и дочь Анастасия. Впоследствии именно благодаря Анастасии мир узнал о творческом таланте ее отца.

О чем написана поэма «Войнаровский»

К. Ф. Рылеев в 1823 г. завершал работу над думой «Смерть Ермака», и следом за этим произведением приступил к написанию следующего. В этот раз, по задумке автора, в основу сюжета была положена история одного из участников заговора против Петра I - Андрея Войнаровского, племянника гетмана Мазепы.

К созданию поэмы автора побудило событие, связанное с путешествием историографа Миллера по Восточной Сибири в 40-х годах XVIII века. Якобы тогда историк встретился с Войнаровским, который рассказал о том, как доверился коварному и лицемерному гетману. Мазепа обманул племянника Андрея, замаскировал свои злые помыслы под намерения осуществления «добрых» дел на благо родине.

Главного героя поэмы «Войнаровский» Кондратий Федорович представляет читательской аудитории как борца за человеческие свободы и противника любых проявлений самовластья. При этом Рылеев не интересуется истинными причинами, послужившими толчком к предательству Мазепы. Поэт старается донести читателям историческую правдивость, придавая огромное значение подробностям, самым мельчайшим деталям. В своей поэме Рылеев описывал сибирские края, обычаи и природу, с точностью воспроизводил этнографические, фольклорные и бытовые нюансы того времени.

Данное событие, которое Рылеев положил в сюжетную линию, выбрано не случайно. К тому же автор здесь намеренно отделился от героя, так как старался сделать акцент на масштабности и драматизме личной судьбы действующих лиц. Глубокий анализ «Войнаровского» Рылеева позволяет понять, насколько удачно автору удалось добиться демонстрации героя с незаурядной, целеустремленной и волевой личностью на фоне ярких исторических баталий.

В сравнении с думами предшествующих «Войнаровскому» сочинений поэта, поэма носит романтический характер. Кроме того, в ней усилен повествовательный элемент. Несмотря на то что главный герой здесь отделен от Рылеева, именно племянник Мазепы преподносит читателям идеи автора. Многие литературные критики считают, что личность Войнаровского в поэме чересчур идеализирована. Если рассматривать действия героя в плоскости реальной истории, считать его никем иным, кроме как изменником, было бы неправильно. Он поддерживал Мазепу, желал отделения Украины от России и перешел на сторону врагов императора Петра I.

Общее описание

Сюжетная линия произведения сводится к повествованию о том, как свободолюбивый и бунтовской дух Андрея Войнаровского привел его к политической ссылке. Находясь вдали от родного края, тот начинает анализировать свою жизнь, сомневаясь в правильности совершенных ранее поступков, что приводит главного героя к полному недоумению. Драматичность поэмы «Войнаровский» заключается в том, что сподвижник Мазепы так и не смог разобраться в себе до конца и понять, чьим интересам на самом деле он служил.

Даже при просмотре краткого содержания «Войнаровского» Рылеева становится ясно, что главный герой, желая свергнуть тирана с престола, во всем подчинялся идеям Мазепы. Но со временем, как он в итоге сам признавался, действовал безраздумно, не предполагая последствий и не зная истинных намерений гетмана. Андрей не смог различить настоящих мотивов Мазепы, который осознанно шел на откровенное предательство. В побуждениях Войнаровского отсутствовал злой умысел, но безрассудное исполнение гетманских приказов сделало его изменником в глазах своего же народа. Главному герою так и не удалось постичь реальные мотивы предательского поступка украинского гетмана.

Таким образом, патриотически настроенный Войнаровский стал заложником собственных ошибок. Известное из истории того периода отступничество Мазепы помешало Рылееву закончить произведение справедливым закономерным финалом - наказанием за предательство.

Образ главного героя

«Войнаровского» Рылеев представляет читателям по-разному. С одной стороны, главный герой изображается честным, ничего не подозревающим о подлых замыслах Мазепы. Андрей не может быть в ответе за тайные намерения гетмана, поскольку они ему не были известны. Но с другой стороны, Войнаровский - участник несправедливого общественного движения, который предал народ и императора, и только будучи сосланным, смог задуматься о реальном положении вещей. Только в заключении соратник гетмана понял, что он был просто игрушкой в руках Мазепы, а не его сподвижником и товарищем.

Двойной образ помогает понять читателю, что изгнанник находится на духовном распутье. В этом смысле уместным будет сравнение с героями дум «Рылеева». Войнаровский, в отличие от них, томящихся в тюрьме, не смог сохранить целостность своей личности, так как сомневался в правоте некогда правого дела, не был убежден в справедливости. К слову, умирал главный герой, будучи потерянным и забытым, не имея надежды на народную память и уважение.

Вольнолюбивые стихи поэмы «Войнаровский» несут прямую идею произведения. Андрей был до конца верен идее, страсти, но при этом не ведал о подлинном смысле повстанческого движения, участником которого он являлся. Политическая ссылка стала вполне логичным и закономерным уделом для человека, связавшего свою жизнь с гетманом-изменником.

Несмотря на то что литературоведы относят «Войнаровского» к романтическим произведениям, любовный сюжет здесь приглушен. Рылеев создает поэтичный образ жены Андрея, которая прошла через всю Сибирь, чтобы отыскать супруга. Душевности и самоотверженности любимой женщины посвящено немало строк в поэме. Но все же на первый план Рылеев выдвинул общественно-политические мотивы, гражданскую позицию героев.

В чем заключается драматизм поэмы

Герой данного произведения - борец с самодержавием и тиранством, но при этом не приходится сомневаться в его неподдельном свободолюбии. Сложные жизненные обстоятельства заставили мужчину оценить весь пройденный жизненный путь. Именно поэтому конфликт в поэме «Войнаровский» заключается в совмещении двух несочетаемых образов - свободолюбивого борца, несущего свой крест с гордо поднятой головой, и мученика, размышляющего и анализирующего свои проступки. Андрей принимает свои страдания, придерживаясь в ссылке тех же убеждений, что и на свободе. Войнаровский - сильный, несломленный человек, который считает самоубийство слабостью. Его выбор - нести ответственность до конца, каким бы невыносимым это ни было.

Душа Войнаровского плачет по родному краю. Он предан мечтаньям о благополучии отечества, родного народа, желает видеть его счастливым. Одной из особенностей поэмы Рылеева «Войнаровский» является то, что сомнения и колебания главного героя практически пронизывают все части произведения. В первую очередь они затрагивают враждебное отношение Мазепы к русскому царю. До своего последнего вздоха Андрей размышляет о том, кого же все-таки народ нашел в Петре I - враждебного правителя или друга? Главный герой страдает от собственного непонимания тайных намерений гетмана и смысла своей жизни. С одной стороны, если поступками Мазепы двигало только тщеславие, корысть и желание власти, то, исходя из этого, Войнаровский совершил ошибку и является предателем. С другой стороны, если гетман все-таки герой, тогда жертва Войнаровского не напрасна, а значит, и жизнь сподвижника прошла не зря.

Монологи Андрея Войнаровского

Всеми воспоминаниями о прошлом и рассуждениями о правильности былых поступков главный герой делится с историком Миллером. Именно поэтому преимущественная часть поэмы Рылеева «Войнаровский» состоит из монологов главного героя. Он описывает картины, события, отдельные эпизоды, встречи с одной лишь целью - оправдать себя, найти объяснение своим поступкам, оценить истинное душевное состояние и собственные переживания.

В попытках утвердить бескорыстность и чистоту помыслов, доказать товарищескую верность и преданность обществу, Рылеев противопоставляет образу героя сомнения в неправоте Мазепы. Это же побуждает автора раскрывать личность Андрея в ином свете, не умалчивая о его слабостях и заполонившей душу гражданской страсти. Парадокс заключается в непонимании Войнаровским сути тех исторических событий, непосредственным участником которых он являлся. В своих монологах он не единожды повторяет о заблуждении, называет себя «слепым».

Передавая краткое содержание поэмы «Войнаровский», обязательно следует упомянуть о разговоре Андрея с гетманом Мазепой. Сам главный герой называет эту беседу «роковой», ведь именно после нее на долю Войнаровского посыпались беды. Андрей недоумевает от открывшегося нрава, подлости и хитрости «вождя», но при этом, как уже говорилось, о настоящих мотивах предательства Мазепы ему остается неизвестно. Рылеев решил не делать никаких предположений по этому поводу. Единственное, на что сделан акцент, это описание ярких эпизодов, всплывающих в памяти Андрея, всячески подтверждающих его сомнения. И хотя истину Войнаровский так и не познал, он наконец осознал, что действовал не на благо народа.

Уделяя строки последним дням жизни Мазепы, Андрей вспоминает о том, как гетмана мучали угрызения совести. До последних секунд перед его взором вставали образы жертв, погибших по его вине - Кочубея, Искры. Мазепа признавался, что в день казни невиновных он, завидев палача, дрожал от страха, его душу наполнял ужас. Войнаровский, погружаясь в воспоминания, которые сам называл «думами смутными», боролся с непониманием произошедшего.

Вопреки монологам главного героя, Рылееву удалось не исказить исторические факты. Хотя поэт проявляет скрытое сочувствие к мятежнику и патриоту, поэма не лишена трезвого взгляда: твердая гражданская позиция и беспрекословное подчинение гетману привели к поражению.

Что хотел донести автор

Вполне возможно, что созданием «Войнаровского» Рылеев хотел предупредить о подлинном смысле общественной деятельности, говоря тем самым, что благо граждан зависит не только от желания предводителя, его активности и готовности в случае необходимости принести себя в жертву правому делу, но и от истинного смысла и понимания мотивов общественного движения. Парадокс в том, что вскоре самому автору поэмы придется в жизни столкнуться с реальной ситуацией, которая даст возможность поразмышлять о личных заблуждениях и понять, совпали ли его субъективные стремления и цели с заявленным смыслом того революционного движения, к которому он примкнул.

Вместе с тем художественное задание противоречит содержанию поэмы «Войнаровский» и вышеизложенному выводу. Основной целью Рылеева было создание образа, позволяющего снять бремя исторической ответственности и личную вину с плеч героя. Кондратию Федоровичу удалось этого добиться за счет наделения Войнаровского бескорыстием и личной честностью. В глазах читателя Андрей по-прежнему остается непримиримым борцом против тирании.

Но если Войнаровский не виновен, по задумке автора, на ком тогда лежит ответственность за предательство? Рылеев переложил вину на превратность судьбы, ее непредвиденные и порой несправедливые законы. Анализ поэмы «Войнаровский» буквально раскрывает суть содержания: это борьба патриотически настроенных лиц с тиранией власти и самодержавием. Именно по этой причине царь Петр I, украинский гетман Мазепа и его племянник Войнаровский изображались необъективно и однобоко. Императору в поэме Рылеева досталась исключительно роль тирана, а изменнику Мазепе и Войнаровскому - свободолюбцев, выступающих против деспотизма. Вместе с этим суть фактического конфликта, известного из истории, была неизмеримо сложнее. Гетман и Войнаровский действовали осознанно и на самом деле не руководствовались гражданской доблестью.

По мнению многих историков, в произведении «Войнаровский» главному герою незаслуженно приписывается возвышающие и не имеющие к нему никакого отношения качества: патриотизм, борьба за правду и справедливость. Учитывая романтический характер поэмы, данное несовпадение оставалось неразрешенным.

Анализ жанра «Войнаровского»

Рылеев проявил определенную самостоятельность в построении своей поэмы. Состав и композиция «Войнаровского», внешние приемы имеют отпечатки романтической манеры изложения. Несмотря на то что произведение создано в форме исповеди, Рылееву ничто не помешало выстроить уникальную композиционную основу для творения, которое изначально планировалось писать в эпическом жанре. Неудивительно, что в поэме «Войнаровский» не просматриваются характерные для романтического произведения разрывы сюжетной линии.

Установка произведения, как считают современные литературные критики, агитационно-пропагандистская. Простому восприятию поэмы способствует повествовательный стиль изложения, преобладающие несложные предложения, не содержащие пестрящие метафоры, многословные фразы. Рылеев удачно отошел от депрессивно-угнетенного настроения к раскрытию жизненной истины. Оживить поэму удалось с помощью элементов народного фольклора, детального описания сибирской жизни, быта народа, природных условий - все это сделало поэму популярной у широкого круга читателей.

Свою оценку «Войнаровскому» Рылеева в кратком послании А. А. Бестужеву-Марлинскому дал А. С. Пушкин. Великий русский писатель отметил, что эта поэма превзошла предыдущие творения (думы). Пушкину понравился слог Рылеева - он назвал его «возмужавшим» и «полным жизни».

Какую роль сыграла поэма в отечественной литературе

Кондратий Федорович Рылеев - один из авторов, убежденных в том, что призвание поэта заключается в активном вторжении в жизнь, ее улучшении и борьбе за равенство, справедливость. Рылеевский революционно-гражданский пафос отыскал свое продолжение в лирических стихах Лермонтова, Полежаева и Огарева, в революционных идеях Некрасова. Говоря простыми словами, Кондратию Федоровичу удалось создать положительный образ для отрицательного героя, наделив Войнаровского образцовым патриотизмом, мужеством, свободолюбием.

Литературная личность Рылеева привлекательна для многих почитателей поэзии. Свой творческий талант он воспринимал как служение гражданскому обществу ради общего блага. При жизни произведения Рылеева пользовались популярностью, однако после трагической гибели имя поэта было стерто из литературы на несколько десятилетий вперед. Стихотворения революционера вновь увидели свет в 1872 году благодаря стараниям дочери Анастасии.

…Nessun maggior dolore
Che ricordarsi del tempo felice
Nella miseria…

(* Нет большего горя, чем вспоминать о счастливом времени в
несчастье… Данте (ит.).}

А. А. Бестужеву

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В стране метелей и снегов,
На берегу широкой Лены,
Чернеет длинный ряд домов
И юрт {1*} бревенчатые стены.
Кругом сосновый частокол
Поднялся из снегов глубоких,
И с гордостью на дикий дол
Глядят верхи церквей высоких;
Вдали шумит дремучий бор,
Белеют снежные равнины,
И тянутся кремнистых гор
Разнообразные вершины…

Всегда сурова и дика
Сих стран угрюмая природа;
Ревет сердитая река,
Бушует часто непогода,
И часто мрачны облака…

Никто страны сей безотрадной,
Обширной узников тюрьмы,
Не посетит, боясь зимы
И продолжительной и хладной.
Однообразно дни ведет
Якутска житель одичалый;
Лишь раз иль дважды в круглый год,
С толпой преступников усталой,
Дружина воинов придет;
Иль за якутскими мехами,
Из ближних и далеких стран,
Приходит с русскими купцами
В забытый город караван.
На миг в то время оживится
Якутск унылый и глухой;
Все зашумит, засуетится,
Народы разные толпой:
Якут и юкагир пустынный,
Неся богатый свой ясак {2},
Лесной тунгуз и с пикой длинной
Сибирский строевой козак.

Тогда зима на миг единый
От мест угрюмых отлетит,
Безмолвный лес заговорит,
И чрез зеленые долины
По камням Лена зашумит.
Так посещает в подземелье
Почти убитого тоской
Страдальца-узника порой
Души минутное веселье
Так в душу мрачную влетит
Подчас спокойствие ошибкой
И принужденною улыбкой
Чело злодея прояснит…

Но кто украдкою из дому
В тумане раннею порой
Идет по берегу крутому
С винтовкой длинной за спиной;
В полукафтанье, в шапке черной
И перетянут кушаком,
Как стран Днепра козак проворный
В своем наряде боевом?
Взор беспокойный и угрюмый,
В чертах суровость и тоска,
И на челе его слегка
Тревожные рисует думы
Судьбы враждующей рука.
Вот к западу простер он руки;
В глазах вдруг пламень засверкал,
И с видом нестерпимой муки,
В волненье сильном он сказал:

«О край родной! Поля родные!
Мне вас уж боле не видать;
Вас, гробы праотцев святые,
Изгнаннику не обнимать.
Горит напрасно пламень пылкий,
Я не могу полезным быть:
Средь дальней и позорной ссылки
Мне суждено в тоске изныть.

О край родной! Поля родные!
Мне вас уж боле не видать;
Вас, гробы праотцев святые,
Изгнаннику не обнимать».
Сказал; пошел по косогору;
Едва приметною тропой
Поворотил к сырому бору
И вот исчез в глуши лесной.
Кто ссыльный сей, никто не знает;
Давно в страну изгнанья он,
Молва народная вещает,
В кибитке крытой привезен.
Улыбки не видать приветной
На незнакомце никогда,
И поседели уж приметно
Его и ус и борода.
Он не варнак; смотри: не видно
Печати роковой на нем,
Для человечества постыдной,
В чело вклейменной палачом.
Но вид его суровей вдвое,
Чем дикий вид чела с клеймом;
Покоен он - но так в покое
Байкал {4} пред бурей мрачным днем,
Как в час глухой и мрачной ночи,
Когда за тучей месяц спит,
Могильный огонек горит, -
Так незнакомца блещут очи.
Всегда дичится и молчит,
Один, как отчужденный, бродит,
Ни с кем знакомства не заводит,
На всех сурово он глядит…

В стране той хладной и дубравной
В то время жил наш Миллер {5} славный:
В укромном домике, в тиши,
Работал для веков в глуши,
С судьбой боролся своенравной
И жажду утолял души.
Из родины своей далекой
В сей край пустынный завлечен
К познаньям страстию высокой,
Здесь наблюдал природу он.
В часы суровой непогоды
Любил рассказы стариков
Про Ермака и Козаков,
Про их отважные походы
По царству хлада и снегов.
Как часто, вышедши из дому,
Бродил по целым он часам
По океану снеговому
Или по дебрям и горам.
Следил, как солнце, яркий пламень
Разлив по тверди голубой,
На миг за Кангалацкий камень
Уходит летнею порой.
Все для пришельца было ново:
Природы дикой красота,
Климат жестокий и суровый
И диких нравов простота.

Однажды он в мороз трескучий,
Оленя гнав с сибирским псом,
Вбежал на лыжах в лес дремучий-
И мрак и тишина кругом!
Повсюду сосны вековые
Иль кедры в инее седом;
Сплелися ветви их густые
Непроницаемым шатром.
Не видно из лесу дороги…
Чрез хворост, кочки и снега
Олень несется быстроногий,
Закинув на спину рога,
Вдали меж; соснами мелькает.
Летит!.. Вдруг выстрел!.. Быстрый бег
Олень внезапно прерывает…
Вот зашатался - и на снег
Окровавленный упадает.
Смущенный Миллер робкий взор
Туда, где пал олень, бросает,
Сквозь чащу, ветви, дичь и бор,
И зрит: к оленю подбегает
С винтовкой длинною в руке,
Окутанный дохою {6} черной
И в длинношерстном чебаке {7},
Охотник ловкий и проворный…

То ссыльный был. Угрюмый взгляд,
Вооруженье и наряд
И незнакомца вид унылый -
Все душу странника страшило.
Но, трепеща в глуши лесной
Блуждать один, путей не зная,
Преодолел он ужас свой
И быстрой полетел стрелой,
Бег к незнакомцу направляя.
«Кто б ни был ты, - он так сказал, -
Будь мне вожатым, ради бога;
Гнав зверя, я с тропы сбежал
И в глушь нечаянно попал;
Скажи, где на Якутск дорога?»
- «Она осталась за тобой,
За час отсюда, в ближнем доле;
Кругом всё дичь и лес густой,
И вряд ли до ночи глухой
Успеешь выбраться ты в поле;
Уже вечерняя пора…
Но мы вблизи заимки {8} скудной:
Пойдем - там в юрте до утра
Ты отдохнешь с охоты трудной».
Они пошли. Все глуше лес,
Все реже виден свод небес…
Погасло дневное светило;
Настала ночь… Вот месяц всплыл,
И одинокий и унылый,
Дремучий лес осеребрил
И юрту путникам открыл.
Пришли - и ссыльный, торопливо
Вошед в угрюмый свой приют,
Вдруг застучал кремнем в огниво,
И искры сыпались на трут,
Мрак освещая молчаливый,
И каждый в сталь удар кремня
В углу обители пустынной
То дуло озарял ружья,
То ратовище пальмы {9} длинной,
То саблю, то конец копья.
Глаз с незнакомца не спуская,
Близ двери Миллер перед ним,
В душе невольный страх скрывая,
Стоит и нем и недвижим…
Вот, вздув огонь, пришлец суровый
Проворно жирник {10} засветил,
Скамью придвинул, стол сосновый
Простою скатертью накрыл
И с лаской гостя посадил.
И вот за трапезою сытной,
В хозяина вперяя взор,
Заводит странник любопытный
С ним о Сибири разговор.
В какое ж Миллер удивленье
Был незнакомцем приведен, -
И кто бы не был поражен:
Стран европейских просвещенье
В лесах сибирских встретил он!
Покинув родину, с тоскою
Два года Миллер, как чужой,
Бродил бездомным сиротою
В стране забытой и глухой,
Но тут, в пустыне отдаленной,
Он неожиданно, в глуши,
Впервые мог тоску души
Отвесть беседой просвещенной.
При строгой важности лица,
Слова, высоких мыслей полны,
Из уст седого пришлеца
В избытке чувств текли, как волны.
В беседе долгой и живой
Глаза у обоих сверкали;
Они друг друга понимали
И, как друзья, в глуши лесной
Взаимно души открывали.
Усталый странник позабыл
И поздний час, и сон отрадный,
И, слушать незнакомца жадный,
Казалось, весь вниманье был.

«Ты знать желаешь, добрый странник,
Кто я и как сюда попал? -
Так незнакомец продолжал: -
Того до сей поры изгнанник
Здесь никому не поверял.
Иных здесь чувств и мнений люди:
Они не поняли б меня,
И повесть мрачная моя
Не взволновала бы их груди.
Тебе же тайну вверю я
И чувства сердца обнаружу, -
Ты в родине, как должно мужу,
Наукой просветил себя.
Ты все поймешь, ты все оценишь
И несчастливцу не изменишь…

Дивись нее, странник молодой,
Как гонит смертных рок свирепый:
В одежде дикой и простой,
Узнай, сидит перед тобой
И друг и родственник Мазепы! {11}
Я Войнаровский. Обо мне
И о судьбе моей жестокой
Ты, может быть, в родной стране
Слыхал не раз, с тоской глубокой…
Ты видишь: дик я и угрюм,
Брожу, как остов, очи впали,
И на челе бразды печали,
Как отпечаток тяжких дум,
Страдальцу вид суровый дали.
Между лесов и грозных скал,
Как вечный узник, безотраден,
Я одряхлел, я одичал,
И, как климат сибирский, стал
В своей душе жесток и хладен.
Ничто меня не веселит,
Любовь и дружество мне чужды,
Печаль свинцом в душе лежит,
Ни до чего нет сердцу нужды.
Бегу, как недруг, от людей;
Я не могу снести их вида:
Их жалость о судьбе моей
Мне нестерпимая обида.
Кто брошен в дальние снега
За дело чести и отчизны,
Тому сноснее укоризны,
Чем сожаление врага.
. . . . . . . . . . . . . . .

И ты печально не гляди,
Не изъявляй мне сожаленье,
И так жестоко не буди
В моей измученной груди
Тоски, уснувшей на мгновенье.
Признаться ль, странник: я б желал,
Чтоб люди узника чуждались,
Чтоб взгляд мой душу их смущал,
Чтобы меня средь этих скал,
Как привидения, пугались.
Ах! может быть, тогда покой
Сдружился бы с моей душой…
Но знал и я когда-то радость,
И от души людей любил,
И полной чашею испил
Любви и тихой дружбы сладость.
Среди родной моей земли,
На лоне счастья и свободы,
Мои младенческие годы
Ручьем игривым протекли;
Как легкий сон, как привиденье,
За ними радость на мгновенье,
А вместе с нею суеты,
Война, любовь, печаль, волненье
И пылкой юности мечты.

Враг хищных крымцев, враг поляков,
Я часто за Палеем {12} вслед,
С ватагой {13} храбрых гайдамаков {14},
Искал иль смерти, иль побед.
Бывало, кони быстроноги
В степях и диких и глухих,
Где нет жилья, где нет дороги,
Мчат вихрем всадников лихих.
Дыша любовью к дикой воле,
Бодры и веселы без сна,
Мы воздухом питались в поле
И малой горстью толокна {15}.
В неотразимые наезды
Нам путь указывали звезды,
Иль шумный ветер, иль курган;
И мы, как туча громовая,
Внезапно и от разных стран,
Пустыню воплем оглашая,
На вражий наезжали стан,
Дружины грозные громили,
Селения и грады в прах,
И в земли чуждые вносили
Опустошение и страх.
Враги везде от нас бежали
И, трепеща постыдных уз,
Постыдной данью покупали
У нас сомнительный союз.

Однажды, увлечен отвагой,
Я, с малочисленной ватагой
Неустрашимых удальцов,
Ударил на толпы врагов.
Бой длился до ночи. Поляки
Уже смешалися в рядах
И, строясь дале, на холмах,
Нам уступали поле драки.
Вдруг слышим крымцев дикий глас…
Поля и стонут и трясутся…
Глядим - со всех сторон на нас
Толпы враждебные несутся…
В одно мгновенье тучи стрел
В дружину нашу засвистали;
Вотще я устоять хотел, -
Враги все боле нас стесняли,
И, наконец, покинув бой,
Мы степью дикой и. пустой
Рассыпались и побежали…
Погоню слыша за собой,
И раненый и изнуренный,
Я на коне летел стрелой,
Страшася в плен попасть презренный.
Уж Крыма хищные сыны
За мною гнаться перестали;
За рубежом родной страны
Уж хутора {16} вдали мелькали.
Уж в куренях {17} я зрел огонь,
Уже я думал - вот примчался!
Как вдруг мой изнуренный конь
Остановился, зашатался
И близ границ страны родной
На землю грянулся со мной…

Один, вблизи степной могилы {18},
С конем издохнувшим своим,
Под сводом неба голубым
Лежал я мрачный и унылый.
Катился градом пот с чела,
Из раны кровь ручьем текла…
Напрасно, помощь призывай,
Я слабый голос подавал;
В степи пустынной исчезая,
Едва родясь, он умирал.

Все было тихо… Лишь могила
Уныло с ветром говорила.
И одинока и бледна,
Плыла двурогая луна
И озаряла сумрак ночи.
Я без движения лежал;
Уж я, казалось, замирал;
Уже, заглядывая в очи,
Над мною хищный вран летал…
Вдруг слышу шорох за курганом
И зрю: покрытая серпяном,
Козачка юная стоит,
Склоняясь робко надо мною,
И на меня с немой тоскою
И нежной жалостью глядит.

О незабвенное мгновенье!
Воспоминанье о тебе,
Назло враждующей судьбе,
И здесь страдальцу упоенье!
Я не забыл его с тех пор:
Я помню сладость первой встречи,
Я помню ласковые речи
И полный состраданья взор.
Я помню радость девы неясной,
Когда страдалец безнадежный
Был под хранительную сень
Снесен к отцу ее в курень.
С какой заботою ходила
Она за страждущим больным;
С каким участием живым
Мои желания ловила.
Я все утехи находил
В моей козачке черноокой;
В ее словах я негу пил
И облегчал недуг жестокий.
В часы бессонницы моей
Она, приникнув к изголовью,
Сидела с тихою любовью
И не сводя с меня очей.
В час моего успокоенья
Она ходила собирать.
Степные травы и коренья,
Чтоб ими друга врачевать.
Как часто неясно и приветно
На мне прекрасный взор бродил,
И я козачку неприметно
Душою пылкой полюбил.
В своей невинности сначала
Она меня не понимала;
Я тосковал, кипела кровь!
Но скоро пылкая любовь
И в милой деве запылала…
Настала счастия пора!
Подругой юной исцеленный,
С душой, любовью упоенной,
Я обновленный встал с одра.
Недолго мы любовь таили,
Мы скоро жар сердец своих
Ее родителям открыли
И на союз сердец просили
Благословения у них.
Три года молнией промчались
Под кровом хижины простой;
С моей подругой молодой
Ни разу мы не разлучались.
Среди пустынь, среди степей,
В кругу резвящихся детей,
На мирном лоне сладострастья,
С козачкой милою моей
Вполне узнал я цену счастья.
Угрюмый гетман нас любил,
Как дед, дарил малюток милых
И, наконец, из мест унылых
В Батурин нас переманил.

Все шло обычной чередой.
Я счастлив был; но вдруг покой
И счастие мое сокрылось:
Нагрянул Карл на Русь войной -
Все на Украине ополчилось,
С весельем все летят на бой;
Лишь только мраком и тоской
Чело Мазепы обложилось.
Из-под бровей нависших стал
Сверкать какой-то пламень дикий;
Угрюмый с нами, он молчал
И равнодушнее внимал
Полков приветственные клики.

Вину таинственной тоски
Вотще я разгадать старался, -
Мазепа ото всех скрывался,
Молчал - и собирал полки.
Однажды позднею порою
Он в свой дворец меня призвал.
Вхожу - и слышу: «Я желал
Давно беседовать с тобою;
Давно хотел открыться я
И важную поверить тайну;
Но наперед заверь меня,
Что ты, при случае, себя
Не пожалеешь за Украину».
«Готов все жертвы я принесть, -
Воскликнул я, - стране родимой;
Отдам детей с женой любимой;
Себе одну оставлю честь».
Глаза Мазепы засверкали,
Как пред рассветом ночи мгла,
С его угрюмого чела
Сбежало облако печали.
Сжав руку мне, он продолжал:
«Я зрю в тебе Украины сына;
Давно прямого гражданина
Я в Войнаровском угадал.
Я не люблю сердец холодных:
Они враги родной стране,
Враги священной старине, -
Ничто им бремя бед народных.
Им чувств высоких не дано,
В них нет огня душевной силы,
От колыбели до могилы
Им пресмыкаться суждено.
Ты не таков, я это вижу;
Но чувств твоих я не унижу,
Сказав, что родину мою
Я более, чем ты, люблю.
Как должно юному герою,
Любя страну своих отцов,
Женой, детями и собою
Ты ей пожертвовать готов…
Но я, но я, пылая местью,
Ее спасая от оков,
Я жертвовать готов ей честью.
Но к тайне приступить пора.
Я чту Великого Петра;
Но - покорялся судьбине,
Узнай: я враг ему отныне!..
Шаг этот дерзок, знаю я;
От случая всему решенье,
Успех не верен, - и меня
Иль слава ждет, иль поношенье!
Но я решился: пусть судьба
Грозит стране родной злосчастьем, -
Уж близок час, близка борьба,
Борьба свободы с самовластьем!»
Началом бед моих была
Сия беседа роковая!
С тех пор пора утех пропила,
С тех пор, о родина святая,
Лишь ты всю душу заняла!
Мазепе предался я слепо,
И, друг отчизны, друг добра,
Я поклялся враждой свирепой
Против Великого Петра.
Ах, может, был я в заблужденье,
Кипящей ревностью горя;
Но я в слепом ожесточенье
Тираном почитал царя…
Быть может, увлеченный страстью,
Не мог я цену дать ему
И относил то к самовластью,
Что свет отнес к его уму.
Судьбе враждующей послушен,
Переношу я жребий свой,
Но, ах! вдали страны родной,
Могу ль всегда быть равнодушен?
Рожденный с пылкою душой,
Полезным быть родному краю,
С надеждой славиться войной,
Я бесполезно изнываю
В стране пустынной и чужой.
Как тень, везде тоска за мною,
Уж гаснет огнь моих очей.
И таю я, как лед весною
От распаляющих лучей.
Душе честолюбивой бремя
Вести с бездействием борьбу;
Но как ужасно знать до время
Свою ужасную судьбу!
Судьбу - всю жизнь влача в кручине,
Тая тоску в душе своей,
Зреть гроб в безбрежной сей пустыне,
Далёко от родных степей…
Почто, почто в битве кровавой,
Летая гордо на коне,
Не встретил смерти под Полтавой?
Почто с бесславием иль славой
Я не погиб в родной стране?
Увы! умру в сем царстве ночи!
Мне так сулил жестокий рок;
Умру я - и чужой песок
Изгнанника засыплет очи!»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Уж было ясно и светло,
Мороз стрелял в глуши дубравы,
По небу серому текло
Светило дня, как шар кровавый.
Но в юрту день не проникал;
Скользя сквозь ветви древ густые,
Едва на окна ледяные
Луч одинокий ударял.
Знакомцы новые сидели
Уже давно пред очагом;
Дрова сосновые дотлели,
Лишь угли красные блестели
Порою синим огоньком.
Недвижно добрый странник внемлет
Страдальца горестный рассказ,
И часто гнев его объемлет
Иль слезы падают из глаз…
«Видал ли ты, когда весной,
Освобожденная из плена,
В брегах крутых несется Лена,
Когда, гоня волну волной
И разрушая все преграды,
Ломает льдистые громады
Иль, поднимая дикий вой,
Клубится и бугры вздымает,
Утесы с ревом отторгает
И их уносит за собой,
Шумя, в неведомые степи?
Так мы, свои разрушив цепи,
На глас отчизны и вождей,
Ниспровергая все препоны,
Помчались защищать законы
Среди отеческих степей.
Летая за гремящей славой,
Я жизни юной не щадил,
Я степи кровью обагрил
И свой булат в войне кровавой
О кости русских притупил.

Мазепа с северным героем
Давал в Украине бой за боем.
Дымились кровию поля,
Тела разбросанные гнили,
Их псы и волки теребили;
Казалась трупом вся земля!
Но все усилья тщетны были:
Их ум Петров преодолел;
Час битвы роковой приспел -
И мы отчизну погубили!
Полтавский гром загрохотал…
Но в грозной битве Карл свирепый
Против Петра не устоял!
Разбит, впервые он бежал;
Вослед ему - и мы с Мазепой.
Почти без отдыха пять дней
Бежали мы среди степей,
Бояся вражеской погони;
Уже измученные кони
Служить отказывались нам.
Дрожа от стужи по ночам,
Изнемогая в день от зноя,
Едва сидели мы верхом…
Однажды в полночь под леском
Мы для минутного покоя
Остановились за Днепром.
Вокруг синела степь глухая,
Луну затмили облака,
И, тишину перерывая,
Шумела в берегах река.
На войлоке простом и грубом,
Главою на седло склонен,
Усталый Карл дремал под дубом,
Толпами ратных окружен.
Мазепа пред костром сосновым,
Вдали, на почерневшем пне,
Сидел в глубокой тишине
И с видом мрачным и суровым,
Как другу, открывался мне:

«О, как неверны наши блага!
О, как подвластны мы судьбе!
Вотще в душах кипит отвага:
Уже настал конец борьбе.
Одно мгновенье все решило,
Одно мгновенье погубило
Навек страны моей родной
Надежду, счастье и покой…
Но мне ли духом унижаться?
Не буду рока я рабом;
Мазепе ль с роком не сражаться,
Когда сражался я с Петром?
Так, Войнаровский, испытаю,
Покуда длится жизнь моя,
Все способы, все средства я,
Чтобы помочь родному краю.
Спокоен я в душе своей:
И Петр и я - мы оба правы;
Как он, и я живу для славы,
Для пользы родины моей».

Замолкнул он; глаза сверкали;
Дивился я его уму.
Дрова, треща, уж догорали.
Мазепа лег, но вдруг к нему
Двух пленных козаки примчали.
Облокотяся, вождь седой,
Волнуем тайно мрачной думой,
Спросил, взглянув на них угрюмо:
«Что нового в стране родной?»

«Я из Батурина недавно, -
Один из пленных отвечал, -
Народ Петра благословлял
И, радуясь победе славной,
На стогнах шумно пировал.
Тебя ж, Мазепа, как Иуду,
Клянут украинцы повсюду;
Дворец твой, взятый на копье,
Был предан нам на расхищенье,
И имя славное твое
Теперь - и брань и поношенье!»

В ответ, склонив на грудь главу,
Мазепа горько улыбнулся;
Прилег, безмолвный, на траву
И в плащ широкий завернулся.
Мы все с участием живым,
За гетмана пылая местью,
Стояли молча перед ним,
Поражены ужасной вестью.
Он приковал к себе сердца:
Мы в нем главу народа чтили,
Мы обожали в нем отца,
Мы в нем отечество любили.
Не знаю я, хотел ли он
Спасти от бед народ Украины
Иль в ней себе воздвигнуть трон, -
Мне гетман не открыл сей тайны.
Ко нраву хитрого вождя
Успел я в десять лет привыкнуть;
Но никогда не в силах я
Был замыслов его проникнуть.
Он скрытен был от юных дней,
И, странник, повторю: не знаю,
Что в глубине души своей
Готовил он родному краю.
Но знаю то, что, затая
Любовь, родство и глас природы,
Его сразил бы первый я,
Когда б он стал врагом свободы.
С рассветом дня мы снова в путь
Помчались по степи унылой.
Как тяжко взволновалась грудь,
Как сердце юное заныло,
Когда рубеж страны родной
Узрели мы перед собой!

В волненье чувств, тоской томимый,
Я, как ребенок, зарыдал
И, взявши горсть земли родимой,
К кресту с молитвой привязал.
«Быть может, - думал я, рыдая, -
Украины мне уж не видать!
Хоть ты, земля родного края,
Меня в чужбине утешая,
От грусти будешь врачевать,
Отчизну мне напоминая…»
Увы! предчувствие сбылось:
Судьбы веленьем самовластной
С тех пор на родине прекрасной
Мне побывать не довелось…

В стране глухой, в стране безводной,
Где только изредка ковыль
По степи стелется бесплодной,
Мы мчались, поднимая пыль.
Коней мы вовсе изнурили,
Страдал увенчанный беглец,
И с горстью шведов наконец
В Бендеры к туркам мы вступили.
Тут в страшный недуг гетман впал;
Он непрестанно трепетал,
И, взгляд кругом бросая быстрый,
Меня и Орлика он звал
И, задыхаясь, уверял,
Что Кочубея видит с Искрой.

«Вот, вот они!.. При них палач! -
Он говорил, дрожа от страху: -
Вот их взвели уже на плаху,
Кругом стенания и плач…
Готов уж исполнитель муки;
Вот засучил он рукава,
Вот взял уже секиру в руки…
Вот покатилась голова…
И вот другая!.. Все трепещут!
Смотри, как страшно очи блещут!..»

То в ужасе порой с одра
Бросался он в мои объятья:
«Я вижу грозного Петра!
Я слышу страшные проклятья!
Смотри: блестит свечами храм,
С кадильниц вьется фимиам…
Митрополит, грозящий взором,
Так возглашает с громким хором:
«Мазепа проклят в род и род:
Он погубить хотел народ!»

То, трепеща и цепенея,
Он часто зрел в глухую ночь
Жену страдальца Кочубея
И обольщенную их дочь.
В страданьях сих изнемогая,
Молитву громко он читал,
То горько плакал и рыдал,
То, дикий взгляд на всех бросая,
Он, как безумный, хохотал.
То, в память приходя порою,
Он очи, полные тоскою,
На нас уныло устремлял.

В девятый день приметно стало
Страдальцу под вечер трудней;
Изнеможенный и усталый,
Дышал он реже и слабей;
Томим болезнию своей,
Хотел он скрыть, казалось, муку…
К нему я бросился, взял руку, -
Увы! она уже была
И холодна и тяжела!
Глаза, остановись, смотрели,
Пот проступал, он отходил…
Но вдруг, собрав остаток сил,
Он приподнялся на постели
И, бросив пылкий взгляд на нас:
«О Петр! О родина!» - воскликнул.
Но с сим в страдальце замер глас,
Он вновь упал, главой поникнул,
В меня недвижный взор вперил
И вздох последний испустил…
Без слез, без чувств, как мрамор хладный,
Перед умершим я стоял.
Я ум и память потерял,
Убитый грустью безотрадной…

День грустных похорон настал:
Сам Карл, и мрачный и унылый,
Вождя Украины до могилы
С дружиной шведов провожал.
Козак и швед равно рыдали;
Я шел, как тень, в кругу друзей.
О странник! Все предузнавали,
Что мы с Мазепой погребали
Свободу родины своей.
Увы! последний долг герою
Чрез силу я отдать успел.
В тот самый день внезапно мною
Недуг жестокий овладел.
Я был уж на краю могилы;
Но жизнь во мне зажглась опять,
Мои возобновились силы,
И снова начал я страдать.
Бендеры мне противны стали,
Я их покинул и летел
От земляков в чужой предел,
Рассеять мрак своей печали.
Но, ах, напрасно! Рок за мной
С неотразимою бедой,
Как дух враждующий, стремился:
Я схвачен был толпой врагов -
И в вечной ссылке очутился
Среди пустынных сих лесов…

Уж много лет прошло в изгнанье.
В глухой и дикой стороне
Спасение и упованье
Была святая вера мне.

Я привыкал к несчастной доле;
Лишь об Украине и родных,
Украдкой от врагов моих,
Грустил я часто поневоле.
Что сталось с родиной моей?
Кого в Петре - врага иль друга
Она нашла в беде своей?
Где слезы льет моя подруга?
Увижу ль я своих друзей?..
Так я души покой минутный
В своем изгнанье возмущал
И от тоски и думы смутной,
Покинув город бесприютный,
В леса и дебри убегал.
В моей тоске, в моем несчастье,
Мне был отраден шум лесов,
Отрадно было мне ненастье,
И вой грозы, и плеск валов.
Во время бури заглушала
Борьба стихий борьбу души;
Она мне силы возвращала,
И на мгновение, в глуши,
Душа страдать переставала.

Раз у якутской юрты я
Стоял под сосной одинокой;
Буран шумел вокруг меня,
И свирепел мороз жестокой;
Передо мной скалы и лес
Грядой тянулися безбрежной;
Вдали, как море, с степью снежной
Сливался темный свод небес.
От юрты вдаль тальник кудрявый
Под снегом стлался, между гор
В боку был виден черный бор
И берег Лены величавый.
Вдруг вижу: женщина идет,
Дохой убогою прикрыта,
И связку дров едва несет,
Работой и тоской убита.
Я к ней, и что же?.. Узнаю
В несчастной сей, в мороз и вьюгу,
Козачку юную мою,
Мою прекрасную подругу!..

Узнав об участи моей,
Она из родины своей
Пошла искать меня в изгнанье.
О странник! Тяжко было ей
Не разделять со мной страданье.
Встречала много на пути
Она страдальцев знаменитых,
Но не могла меня найти:
Увы! я здесь в числе забытых.
Закон велит молчать, кто я,
Начальник сам того не знает.
Об том и спрашивать меня
Никто в Якутске не дерзает.

И добрая моя жена,
Судьбой гонимая жестокой,
Была блуждать осуждена,
Тая тоску в душе высокой.

Ах, говорить ли, странник мой,
Тебе об радости печальной
При встрече с доброю женой
В стране глухой, в стране сей дальней?
Я ожил с нею; но детей
Я не нашел уже при ней.
Отца и матери страданья
Им не судил узнать творец;
Они, не зрев страны изгнанья,
Вкусили радостный конец.

С моей подругой возвратилось
Душе спокойствие опять:
Мне будто легче становилось;
Я начал реже тосковать.
Но, ах! не долго счастье длилось,
Оно, как сон, исчезло вдруг.
Давно закравшийся недуг
В младую грудь подруги милой
С весной приметно стал сближать
Ее с безвременной могилой.
Тут мне судил творец узнать
Всю доброту души прекрасной
Моей страдалицы несчастной.
Болезнию изнурена,
С какой заботою она
Свои страданья скрыть старалась:
Она шутила, улыбалась,
О прежних говорила днях,
О славном дяде, о детях.
К ней жизнь, казалось, возвращалась
С порывом пылких чувств ея;
Но часто, тайно от меня,
Она слезами обливалась.
Ей жизнь и силы возвратить
Я небеса молил напрасно -
Судьбы ничем не отвратить.
Настал для сердца час ужасный!
«Мой друг! - сказала мне она. -
Я умираю, будь покоен;
Нам здесь печаль была дана;
Но, друг, есть лучшая страна:
Ты по душе ее достоин.
О! там мы свидимся опять!
Там ждет награда за страданья,
Там нет ни казней, ни изгнанья,
Там нас не будут разлучать».
Она умолкла. Вдруг приметно
Стал угасать огонь очей.
И, наконец, вздохнув сильней,
Она с улыбкою приветной
Увяла в цвете юных лет,
Безвременно, в Сибири хладной,
Как на иссохшем стебле цвет
В теплице душной, безотрадной.

Могильный, грустный холм ея
Близ юрты сей насыпал я.
С закатом солнца я порою
На нем в безмолвии сижу
И чудотворною мечтою
Лета протекшие бужу.
Все воскресает предо мною:
Друзья, Мазепа, и война,
И с чистою своей душою
Невозвратимая жена.

О странник! Память о подруге
Страдальцу бодрость в душу льет;
Он равнодушней смерти ждет
И плачет сладостно о друге.
Как часто вспоминаю я
Над хладною ее могилой
И свойства добрые ея,
И пылкий ум, и образ милой!
С какою страстию она,
Высоких помыслов полна,
Свое отечество любила.
С какою живостью об нем,
В своем изгнанье роковом,
Она со мною говорила!
Неутолимая печаль
Ее, тягча, снедала тайно;
Ее тоски не зрел москаль -
Она ни разу и случайно
Врага страны своей родной
Порадовать не захотела
Ни тихим вздохом, ни слезой.
Она могла, она умела
Гражданкой и супругой быть
И жар к добру души прекрасной,
В укор судьбине самовластной,
В самом страданье сохранить.

. . . . . . . . . . . . . . . .
С утратой сей, от бед усталой,
С душой для счастия увялой,
Я веру в счастье потерял;
Я много горя испытал,
Но, тяжкой жизнью недовольный,
Как трус презренный, не искал
Спасенья в смерти самовольной.
Не раз встречал я смерть в боях;
Она кругом меня ходила
И груды трупов громоздила
В родных украинских степях.
Но никогда, ей в очи глядя,
Не содрогнулся я душой;
Не забывал, стремяся в бой,
Что мне Мазепа друг и дядя.
Чтить Брута с детства я привык:
Защитник Рима благородный,
Душою истинно свободный,
Делами истинно велик.
Но он достоин укоризны:
Свободу сам он погубил -
Он торжество врагов отчизны
Самоубийством утвердил.
Ты видишь сам, как я страдаю,
Как жизнь в изгнанье тяжела;
Мне б смерть отрадою была, -
Но жизнь и смерть я презираю…
Мне надо жить; еще во мне
Горит любовь к родной стране, -
Еще, быть может, друг народа
Спасет несчастных земляков,
И, достояние отцов,
Воскреснет прежняя свобода!..»
Тут Войнаровский замолчал;
С лица исчезнул мрак печали,
Глаза слезами засверкали,
И он молиться тихо стал.
Гость просвещенный угадал,
Об чем страдалец сей молился;
Он сам невольно прослезился
И несчастливцу руку дал,
В душе с тоской и грустью сильной
В знак дружбы верной, домогильной…

Дни уходили с быстротой.
Зима обратно налетела
И хладною рукой одела
Природу в саван снеговой.
В пустыне странник просвещенный
Страдальца часто навещал,
Тоску и грусть с ним разделял
И об Украине незабвенной,
Как сын Украины, он мечтал.

Однажды он в уединенье
С отрадной вестью о прощенье
К страдальцу-другу поспешал.
Мороз трещал. Глухой тропою
Олень пернатою стрелою
Его на быстрой нарте мчал.
Уже он ловит жадным взором
Сквозь ветви древ, в глуши лесной,
Кров одинокий и простой
С полуразрушенным забором.

«С каким восторгом сладким я
Скажу: окончены страданья!
Мой друг, покинь страну изгнанья!
Лети в родимые края!
Там ждут тебя, в стране прекрасной,
Благословенье земляков.
И круг друзей с душою ясной,
И мирный дом твоих отцов!»
Так добрый Миллер предавался
Дорогой сладостным мечтам.
Но вот он к низким воротам
Пустынной хижины примчался.
Никто встречать его нейдет.
Он входит в двери. Луч приветный
Сквозь занесенный снегом лед
Украдкой свет угрюмый льет:
Все пусто в юрте безответной;
Лишь мрак и холод в ней живет.
«Все в запустенье! - мыслит странник. -
Куда ж сокрылся ты, изгнанник?»
И, думой мрачной отягчен,
Тревожим тайною тоскою,
Идет на холм могильный он, -
И что же видит пред собою?
Под наклонившимся крестом,
С опущенным на грудь челом,
Как грустный памятник могилы,
Изгнанник, мрачный и унылый,
Сидит на холме гробовом
В оцепененье роковом:
В глазах недвижных хлад кончины,
Как мрамор, лоснится чело,
И от соседственной долины
Уж мертвеца до половины
Пушистым снегом занесло.