Ограничительные статьи. Борьба за отмену ограничительных статей парижского мирного договора

Наполеон III, армия которого была основной силой в Крыму, падением Севастополя решил закончить войну, но против этого возражал Пальмерстон, опасавшийся чрезмерного усиления Франции. Он настаивал на продолжении войны и реализации своего плана по разделу России, надеясь таким путём поднять престиж Англии в глазах европейских государств и народов Востока.

В начале 1856 года в передовицах влиятельной американской газеты "Нью-Йорк дейли трибюн" анализировалась военная компания прошедшего года. Автором этих публикаций выступил Ф. Энгельс. В одной из статей он писал: "Сосредоточить все силы Франции, Англии и Сардинии против одного пункта в Крыму... бороться за этот пункт целых одиннадцать месяцев и в результате овладеть только половиной его... Система ведения войны, которую западные державы применяли в борьбе против России, потерпела полный провал. Кампанию нынешнего года, если такая кампания состоится, нельзя будет вести по тому плану, которого придерживались до сих пор".

Компания 1855 года оказалась последней, и по её результатам можно было подводить итоги всей войны. Царская Россия потерпела поражение. Оно явилось следствием общей технико-экономической отсталости самодержавно-крепостнической страны в сравнении с главными капиталистическими державами Западной Европы и результатом перевеса военных сил союзной коалиции. Взятие Севастополя удовлетворило тщеславие Наполеона III. Он мог считать главные цели войны достигнутыми. Оружие Франции покрыло себя славой, был взят реванш за поражение в 1812-1815 годах, укрепилось положение императора внутри страны и империи в Европе. Мощь России на Юге была сильно подорвана: она потеряла главную черноморскую крепость, лишилась флота. продолжение борьбы и дальнейшее ослабление России не отвечали интересам Наполеона, это было бы на руку лишь Англии.

В конце 1855 года, когда уже прекратились боевые действия в Крыму и на Кавказе, в политических кругах и великосветских салонах европейских столиц стали ходить слухи о том, что между Парижем и Петербургом начались какие-то таинственные переговоры. Эти слухи имели под собой реальное основание. Инициатива контактов исходила от французской стороны.

После смерти Николая I Наполеон III пожелал, чтобы новый российский государь узнал, как сильно соболезнует император французов по поводу кончины своего "друга", к которому он будто бы всегда питал самое искреннее уважение. Что касается войны между Францией и Россией, то она явилась результатом драматического стечения обстоятельств, о чём он не перестаёт сожалеть. Эти чувства Наполеона были переданы через саксонского посланника в Париже Л. фон Зеебаха, зятя канцлера К. В. Нессельроде, в столицу России.

Но эти контакты вскоре оборвались. О них каким-то образом проведали австрийцы. Для Австрии данное обстоятельство послужило толчком к более активным действиям. Император Франц Иосиф и премьер-министр К. Ф. Буоль опасались, как бы европейский конфликт не завершился без их должного участия, да ещё путём русско-французского компромисса. Накануне нового, 1856 года к Нессельроде явился австрийский посланник В. Л. Эстергази и передал ультимативное требование своего правительства к России принять предварительные условия мира. Для ответа давался срок до 6 (18) января. В случае отказа Австрия будет вынуждена разорвать отношения с Россией.

Ультиматум состоял из пяти пунктов. В первом говорилось об отмене русского покровительства Дунайским княжествам и о проведении новой границы в Бессарабии, вследствие чего Россия лишалась выхода к Дунаю. Во втором пункте оговаривались условия осуществления свободы судоходства по Дунаю. Самым главным и болезненным для России оказался третий пункт, согласно которому Чёрное море объявлялось нейтральным, вход в него закрывался для военных судов, а на берегах его запрещалось иметь какие-либо военно-морские арсеналы. Четвёртым пунктом русское покровительство православному населению Османской империи заменялось коллективной гарантией великих держав "прав и льгот христиан. без нарушений независимости и достоинства турецкого правительства". Наконец пятый пункт гласил, что державы "предоставляют себе право" предъявлять и новые требования "на общую пользу Европы... сверх четырёх прежних".

Следует заметить, что условия союзников, включая и неприятный третий пункт, не явились полной неожиданностью для царского правительства. А. М. Горчаков регулярно сообщал в Санкт-Петербург о ходе выработки требований союзников. Сам он получал эту информацию через своих секретных осведомителей. Руководители российской внешней политики, в том числе и император, постепенно переходили от позиции абсолютного неприятия идеи нейтрализации Чёрного моря к мысли о необходимости покориться этому требованию, которое стало представляться им приемлемым в качестве отправной точки на переговорах.

декабря 1855 г. (1 января 1856 г.) и 3 (15) января 1856 г. в Зимнем дворце состоялись два совещания, на которые Александр II пригласил видных сановников прошлых лет. На повестке дня был вопрос об австрийском ультиматуме. Лишь один участник д. Н. Блудов, во время первого совещания выступил против принятия условий ультиматума, который был, по его мнению, несовместим с достоинством России как великой державы. народ, считал оратор, с негодованием воспримет такой позорящий бесчестящий Россию мир. Выступление несло отпечаток взглядов определённых патриотических настроенных кругов общества, особенно славянофильских и близких к ним. да он и сам находился пол влиянием дочери, придворной славянофилки. В своё время граф Дмитрий Николаевич имел значительный вес при дворе. этот образованный человек, нечуждый литературных интересов, занимал важные государственные посты, а в 30-е годы являлся министром внутренних дел. Однако теперь он был стар, и с его мнением считались уже меньше.

Эмоциональная, но слабая по аргументации речь известного деятеля николаевского времени не нашла отклика на совещании. Выступление Блудова было подвергнуто резкой критике. Все остальные участники заседаний недвусмысленно высказывались за принятие предъявленных условий. В таком духе говорили А. Ф. орлов, М. С. Воронцов, П. Д. Киселёв, П. К. Мейендорф. Они указывали на очень тяжёлое экономическое состояние страны, расстроенные финансы, ухудшение положения населения. особенно в деревне.

В итоге решено было ответить на предложение Австрии согласием. Сначала, правда, была предпринята попытка принять ультиматум в урезанном виде, то есть без тех положений, которые отсутствовали в прежних четырёх пунктах,- без изменения границы в Бессарабии и возможности выдвигать новые требования. Но попытка оказалась неудачной. К. Ф. Буль заявил А. М. Горчакову, что ультиматум должен быть принят целиком. Одновременно он подтвердил намерение разорвать отношения с Россией в случае не поступления положительного ответа к означенному сроку.

Итак, 4 (16) января 1856 г. К. В. Несельроде известил В. Л. Эстергаци о том, что российский император принимает пять пунктов. 20 января (1 февраля) в Вене был подписан протокол, констатировавший, что "австрийское коммюнике" излагает предварительные условия мира и обязывает правительства всех заинтересованных сторон в течение трёх недель прислать уполномоченных в Париж для ведения переговоров и заключения окончательного мирного договора. 13 (25 февраля) в столице Франции открылись заседания конгресса, на котором Россия была представлена А. Ф. Орловым и Ф. И. Брунновым.

В работе конгресса участвовали уполномоченные делегаты от Франции, Великобритании, России, Австрии, Османской империи, Сардинии. После того как все важные вопросы уже были решены, допустили и представителей Пруссии. Русская делегация была представлена видными дипломатами, имевшими большой опыт в ведении сложных и запутанных переговоров, - А. Орловым и Ф. Брунновым. Представительствовал на заседаниях французский министр иностранных дел, пасынок Наполеона I и двоюродный брат Наполеона III граф Ф. А. Валевский.

В это время Наполеон III вёл сложную политическую игру. В его стратегические планы входил пересмотр "венской системы договоров 1815 года". Он намеривался занять главенствующее положение на международной арене, установить французскую гегемонию в Европе, стать "суперарбитром" на континенте.

Русские дипломаты, исходя из обстановки на конгрессе, выработали единственно правильную в тех условиях тактику - уступать союзникам по тем вопросам, по которым они выступают совместно, и упорствовать против предложений Англии, если их не поддерживает Франция.

Нессесельроде в письме к А. Орлову писал о необходимости использовать англо-французские противоречия для смягчения условий мирного договора с Россией: "Недостаточная заинтересованность Франции в содействии целям Англии, преследуемым ею в Азии, а также открывающаяся для французского императора перспектива стать благодаря союзам твёрдой ногой на континенте, окажутся в руках наших уполномоченных в ходе конференции средством вызвать в политике Франции переворот, необходимый для того, чтобы Англия отказалась от своих воинственных замыслов".

Главе русской делегации удалось не допустить обсуждения на конгрессе чрезвычайно неприятного для России польского вопроса. Успехом русских уполномоченных завершилось и противостояние с лордом Кларендоном, который не смог осуществить ни претенциозных проектов британской дипломатии относительно Кавказа, предусматривавших крупные территориальные уступки со стороны России, ни распространения принципа нейтрализации на Азовское море.

Французская делегация не поддержала предложений представителей Англии об отторжении от России Грузии, Адыгеи, Крыма и Бессарабии. Русские дипломаты, встречая поддержку французов, возражали против обсуждения этих предложений английской делегации: геройское поведение русских в Севастополе требовало уважительного отношения в России. Неслучайно Орлов говорил, что на конгрессе незримо присутствовала тень Нахимова и героев-севастопольцев.

Мирный трактат был подписан 18 (30) марта 1856 г. Он фиксировал поражение России в войне. Вследствие отмены русского покровительства над Дунайскими княжествами и православными подданными султана было подорвано влияния царизма на Ближнем Востоке и Балканах, понизился международный авторитет Российской империи как великой державы, существенно нарушилось "европейское равновесие".

В первой статье "Парижского трактата" говорилось:

"Со дня размена ратификаций настоящего трактата, быть на вечные времена миру и дружеству между е. в. императором всероссийским с одной, и е. в. императором французов, её в. королевой Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии, е. в. королём сардинским и е. и. в. султаном - с другой стороны, между их наследниками и преемниками, государствами и подданными."

Статьи III и IV описывали план территориальных размежеваний:

"Е. в. император всероссийский обязуется возвратить е. в. султану город Карс с цитаделью оного, а равно и прочие части оттоманских владений, занимаемые российскими войсками."

"Их величества император французов, королева Соединённого Королевства Великобритании и Ирландии, король сардинский и султан обязуются возвратить е. в. императору всероссийскому города и порты: Севастополь, Балаклаву, Камыш, Евпаторию, Керчь-Епикале, Кинбурн, а равно и все прочие места, занимаемые союзными войсками."

Статья 10 и статья 11 являлись самыми сложными в обсуждении так, как затрагивали дальнейшую судьбу Черноморского флота и стратегически важных проливов - Босфор и Дарданеллы:

"Конвенция 13 июля 1841 года, коей постановлено соблюдение древнего правила Оттоманской империи относительно закрытия входа в Босфор и Дарданеллы, подвергнута новому с общего согласия рассмотрению. Заключённый высокими договаривающимися сторонами сообразный с вышеозначенным правилом акт прилагается к настоящему трактату и будет иметь такую же силу и действие, как еслиб он составлял неотдельную оного часть." "Чёрное море объявляется нейтральным: открытый для торгового мореплавания всех народов вход в порты и воды оного формально и навсегда воспрещается военным судам, как прибрежных, так и всех прочих держав, с теми токмо исключениями, о коих постановляется в статьях XIV и XIX настоящего договора."

К мирному трактату, состоявшему из 34 статей и одной "дополнительной и временной", прилагались также конвенции о проливах Дарданеллы и Босфор, русских и турецких судах в Чёрном море, о демилитаризации Аландских островов. Наиболее важная первая конвенция обязывала турецкого султана не допускать в черноморские проливы, "доколе Порта будет находится в мире... никакого иностранного военного судна". Теперь в условиях нейтрализации Черноморского моря это правило, казалось, должно было стать весьма полезным для России, охраняя беззащитное Черноморское побережье от возможного вражеского нападения. будущее покажет, насколько соответствовал интересам России режим Проливов, установленный в 1856 году. Лишь в 1871 г. России удалось освободится от унизительных для великой державы статей Парижского мира о нейтрализации Чёрного моря.

"Восточный вопрос, несмотря на реки крови, которые он стоил Европе, сегодня неразрешим ещё более, чем когда-либо прежде", - писал в начале 1857 года новый российский министр иностранных дел князь А. М. Горчаков.

Глава 6. Борьба князя Горчакова за пересмотр статей Парижского мира

Сразу после окончания Крымской войны князь Горчаков пообещал царю отменить унизительные для России статьи Парижского договора 1856 г., причем средствами дипломатии. Надо ли говорить, что Александру II импонировало такое развитие событий, и Горчаков становится вначале главой Министерства иностранных дел, затем вице-канцлером. 15 июня 1867 г., в день пятидесятилетия своей дипломатической службы, Александр Михайлович Горчаков был назначен государственным канцлером Российской империи.

Фраза Горчакова - «Россия не сердится, Россия сосредотачивается» - стала хрестоматийной. К месту и не к месту приводит ее каждый автор, пишущий о России 60-х гг. XIX в. Но, увы, никто не объясняет, по какому поводу была сказана эта фраза, вырванная нашими историками из контекста.

На самом деле 21 августа 1856 г. во все русские посольства за рубежом был разослан циркуляр Горчакова, где говорилось: «Россию упрекают в том, что она заключается в одиночестве и хранит молчание ввиду явлений, несогласных ни с правом, ни со справедливостью. Говорят, Россия дуется. Нет, Россия не дуется, а сосредоточивает себя (La Russie boude, dit-on. La Russie se recueille). Что же касается до молчания, в котором нас обвиняют, то мы могли бы напомнить, что еще недавно искусственная коалиция была организована против нас, потому что голос наш возвышался каждый раз, когда мы считали это нужным для поддержания права. Деятельность эта, спасительная для многих правительств, но из которой Россия не извлекла для себя никакой выгоды, послужила лишь поводом к обвинению нас невесть в каких замыслах всемирного господства» (56. Кн. первая. С. 253–254).

Князь Горчаков писал циркуляры по-французски, и я привел здесь дореволюционный перевод, некоторые авторы дают другие переводы.

Дело в том, что после заключения Парижского мира ряд государств начал готовиться к перекройке границ в Европе, определенных Венским конгрессом 1815 г., и государства, которые боялись перекройки границ, стали обращаться к России за помощью.

Более ясно Горчаков сформулировал свою политику в беседе с русским послом в Париже П. Д. Киселевым. Он заявил, что «ищет человека, который помог бы ему уничтожить параграфы Парижского трактата, касающиеся Черноморского флота и границы Бессарабии, что он его ищет и найдет» (3. С. 50).

Это была очередная ошибка князя. Искать следовало не человека, а ситуацию, при которой Россия могла сама аннулировать статьи Парижского мира. А Горчаков искал доброго дядю, которого можно было бы задобрить и уговорить, чтобы он сам предложил изменить статьи договора.

Таким человеком Горчаков считал французского императора. Наполеон III ни умом, ни полководческим дарованием не пошел в своего дядю, но ему постоянно удавалось надувать Горчакова. Я вовсе не хочу сказать, что Горчаков был глуп, он был достаточно умен, но чрезмерно верил в свои химерические проекты и отметал все аргументы, не согласующиеся с ними.

20 июля 1858 г. в городе Пломбьер Наполеон III и премьер-министр Сардинского королевства граф Кавур заключили тайное соглашение, в силу которого Франция обязалась содействовать отторжению Ломбардии от Австрии и присоединению ее к Сардинии, которая, в свою очередь, обещала вознаградить Францию уступкой ей Ниццы и Савойи.

В середине декабря 1858 г. Наполеон III воспользовался проездом через Париж генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича, чтобы в доверительной беседе с ним подробно развить программу своей политики. Император выставил Австрию заклятым, непримиримым врагом как Франции, так и России. Пока Франция будет вытеснять Австрию из Италии, Россия должна поднять против нее подвластных ей славян, а затем, при заключении мира, получить Галицию независимо от пересмотра в ее пользу Парижского трактата. Тогда, по мнению Наполеона III, всесильной стала бы в Европе коалиция, состоявшая из Франции и России - на окраинах, а Пруссии с германскими государствами - в центре. Англия потеряла бы всякое значение, при условии, конечно, что Франция, Россия и Пруссия действовали бы дружно и стремились бы к одной и той же цели.

Не дремала и английская дипломатия. Пользуясь родственными отношениями королевы к принцу прусскому (старшая дочь королевы была замужем за сыном последнего Фридриха-Вильгельма), сент-джеймсский кабинет хлопотал о примирении Пруссии с Австрией и о заключении между ними союза, к которому приступила бы и Англия с целью противодействовать единению России и Франции.

С одной стороны, ждать поддержки Англии в деле отмены Парижского мира было нереально. Но с другой - Наполеон III тоже отделывался туманными фразами по этому поводу, зато предложил России Галицию. Расчет Наполеона III был прост: даже вступив в переговоры с Францией по поводу этой провинции, Россия сделает Австрию своим вечным врагом.

Горчаков предпочел занять благожелательный нейтралитет по отношению к Франции. В результате в 1859 г. французские войска разгромили при Манженте и Сольферино австрийскую армию. При этом часть австрийских войск сдерживалась русскими корпусами, сосредоточенными на австрийской границе. Но, увы, потом Наполеон III обманул Горчакова и Россию и ни на йоту не согласился изменить условия Парижского договора.

Больше всех от войны 1859 г. получил сардинский король Виктор-Эммануил II. 7 марта 1861 г. он был провозглашен королем Италии. За услуги императору Наполеону III были переданы итальянские города Ницца и Савойя с окрестностями.

3 ноября 1868 г. умер датский король Фредерик VII. На престол с некоторым нарушением права наследования вступил «принц по протоколу» Християн (Кристиан) Глюксбург.

Смерть Фредерика VII дала Бисмарку желанный повод возбудить шлезвиг-голштинский вопрос и приняться за осуществление своей политической программы, целями которой были: расширение пределов Пруссии, исключение Австрии из состава Германского Союза и образование из союза немецких государств германского союзного государства, т. е. объединение Германии под наследственной властью прусских королей.

20 января 1864 г. войска Пруссии и Австрии вступили в Шлезвиг, принадлежавший Дании. Оказав небольшое сопротивление, датские войска отступили. Князь Горчаков не только не протестовал против вступления австро-прусских войск в Шлезвиг, но даже одобрил, а австрийскому посланнику объяснил, что Россия сочувствует Германии и что если Швеция окажет помощь Дании, то Россия двинет войска в Финляндию.

Англия попыталась передать решение конфликта на третейский суд, но ее отказались поддержать Франция и Россия.

По этому случаю поэт, дипломат и большой патриот Федор Иванович Тютчев писал: «Мы… до сих пор с какою-то благодушною глупостью все хлопотали и продолжаем хлопотать о мире, но чем для нас будет этот мир, того мы понять не в состоянии… Наполеонова диктатура… необходимо должна разразиться коалициею против России. Кто этого не понимает, тот уже ничего не понимает… Итак, вместо того, чтобы так глупо напирать на Пруссию, чтобы она пошла на мировую, мы должны от души желать, чтобы у Бисмарка стало довольно духу и решимости не подчиниться Наполеону… Это для нас гораздо менее опасно, чем сделка Бисмарка с Наполеоном, которая непременно обратится против нас…» (25. С. 429). А 26 июня 1864 г. Тютчев предельно четко сформулировал внешнеполитическую задачу России: «Единственная естественная политика России по отношению к западным державам - это не союз с той или иной из этих держав, а разъединение, разделение их. Ибо они, только когда разъединены между собой, перестают быть нам враждебными - по бессилию… Эта суровая истина, быть может, покоробит чувствительные души, но в конце концов ведь это закон нашего бытия…» (25. С. 427).

Шлезвиг и Голштиния были присоединены к Пруссии. Россия ничего от этой войны не выиграла. А Горчаков по-прежнему писал депеши и циркуляры, дабы найти человека, который отменит статьи Парижского мира. Ему не было дано понять, что с 1854 г. ситуация изменилась, что Европа разобщена, и ни Франции, ни Пруссии, ни Австрии нет дела до тоннажа черноморских корветов и до наличия брони на пассажирских пароходах РОПиТа.

Новая война в Европе началась в июне 1866 г. 3 июля прусские войска разбили австрийцев у деревни Садовая. Мирным договором в Праге было установлено, что Шлезвиг, Голштиния, Люнебург, Ганновер, Кургессен, Нассау и Франкфурт присоединены к Пруссии. Кроме того, Бавария и Гессен-Дармштадт уступали Пруссии часть своих владений. Между всеми немецкими государствами был заключен наступательный и оборонительный союз, впоследствии преобразовавшийся в Германскую империю. Одним из пунктов договора было обязательство южногерманских монархов (Баварского, Баденского и Виртембергского) во время войны отдавать свои войска в распоряжение Пруссии.

В ходе войны и после нее Горчаков развил бешеную дипломатическую активность, досаждая Наполеона III планами отмены Парижского мира в обмен на одобрение Россией тех или иных территориальных переделов. Император по-прежнему водил князя за нос. Многочисленные послания Горчакова представляют интерес лишь для узкого круга историков. Но в одном из писем барону А. Ф. Буддергу князь проболтался. 9 августа 1866 г. Горчаков написал: «Мы протягиваем для него руку, но с условием, что если мы поддержим виды Наполеона, то он поддержит наши. Политика - это сделка, и не я придумал это» (33. С. 63). Далее Горчаков писал, что Наполеон III «желает территориальных компенсаций» за пределами «границ 1814 г.», но его планы могут встретить сопротивление, которое может иметь успех, «если мы будем в нем участвовать». Горчаков предлагал следующую сделку: «Россия может не чинить препятствий планам Наполеона III, если он пойдет навстречу ее интересам в деле отмены условий Парижского мира». В намерения и интересы России, продолжал Горчаков, «не входит восстановление флота на Черном море в его прежних размерах. Мы не имеем в этом надобности. Это более вопрос чести, чем влияния» (33. С. 64).

Совершенно верно, отмена статей договора для князя в первую очередь была вопросом чести. А вот для жителей Одессы и Севастополя нужны были быстроходные корабли с дальнобойными пушками и мощные береговые батареи. И им было абсолютно наплевать, какой флаг развевается над этими кораблями - Андреевский или нынешний триколор и что строения с двух-трехметровыми стенами именуются не пушечными казематами, а складами купца 1-й гильдии Пупкина…

Бисмарк систематически издевательски высказывался о политике Горчакова: «Обыкновенно думают, что русская политика чрезвычайно хитра и искусна, полна разных тонкостей, хитросплетений и интриг. Это неправда… Если бы они, в Петербурге, были умнее, то воздержались бы от подобных заявлений, стали бы спокойно строить суда на Черном море и ждать, пока их о том запросят. Тогда они сказали бы, что им ничего не известно, что нужно осведомиться, и затянули бы дело. Оно могло бы продлиться, при русских порядках, и, в конце концов, с ним бы свыклись» (56. Кн. вторая. С. 75).

Война 1866 г. предельно обострила взаимоотношения Франции и Пруссии. Разрешить их дипломатическими способами было невозможно, рано или поздно в ход должен был быть пущен «последний довод королей».

Париж и Берлин были абсолютно уверены в своей победе и с нетерпением ждали начала войны. Единственной столицей Европы, где боялись франко-прусской войны, был… Санкт-Петербург. Наши генералы и дипломаты переоценивали мощь французской армии. Им мерещилось поражение Пруссии, вступление в войну Австрии на стороне Франции и, наконец, вторжение австрийских и французских войск в Польшу с целью создания независимого польского государства из территорий Пруссии и России. И действительно, польские эмигранты зашевелились в Вене и Париже. Как всегда, кичливые паны были абсолютно уверены в своем успехе и жарко спорили, кто же станет во главе нового государства - граф Альфред Потоцкий или князь Владислав Чарторыский.

Россия начала готовиться к защите своих западных земель. В начале августа военный министр Д. А. Милютин представил царю записку, в которой были разработаны меры на случай войны с Австрией. Было решено сосредоточить в Польше армию до 350 тыс. человек, а на Волыни - 117 тыс. человек.

Замечу, что численность армий мирного времени в 1869 г. составляла: в Австро-Венгрии - 190 тыс. человек, в Пруссии - 380 тыс., во Франции - 404 тыс., в Англии - 180 тыс. и в России - 837 тыс. человек.

Накануне войны русская дипломатия металась из стороны в сторону. В значительной степени это объяснялось тем, что царь сочувствовал Пруссии, а канцлер - Франции. За несколько дней до начала войны Горчаков довольно откровенно заявил французскому послу Флери, на какой основе возможно улучшение отношений между обеими державами: «Франция - должница России. Надо, чтобы она дала залог примирения на Востоке» (33. С. 168).

Но еще в июне 1870 г. Александр II еще раз подтвердил Бисмарку обещание: в случае вмешательства Австрии Россия выдвинет к ее границе трехсоттысячную армию и, если понадобится, даже «займет Галицию». В августе 1870 г. Бисмарк сообщил в Петербург, что Россия может рассчитывать на поддержку Пруссии в деле пересмотра Парижского мира: «Мы охотно сделаем для нее все возможное». Бисмарк, конечно же, постарался, чтобы в Вене узнали об обещании России выдвинуть трехсоттысячную армию, если Австрия пожелает вмешаться в войну, еще до ее начала. 16 июля 1870 г. сообщение об этом уже поступило в Вену от австрийского поверенного в делах в Берлине, и именно поэтому 18 июля Общий совет министров в Вене высказался против немедленного участия в войне.

19 июля 1870 г. Наполеон III объявил войну Пруссии. Начало августа застало императора Александра II на маневрах в Царском Селе. 6 августа был день Преображенского полкового праздника. Утром французский посол Флери принес царю депешу о блистательной победе французов при Марс-Латуре. Затем явился прусский посол принц Генрих VII Рейсе со своей депешей, где говорилось о полном разгроме французов там же, под Марс-Латуром. Александр II, выйдя к гвардейцам, провозгласил здравицу в честь непобедимой немецкой армии: «Французы с дороги на Верден отброшены к Мецу!»

Император Наполеон III вместе с армией маршала Мак-Магона был окружен в крепости Седан и 2 сентября капитулировал вместе с армией. Императрица Евгения вместе с сыном Наполеоном Эжен-Луи бежала в Англию. 4 сентября Франция была провозглашена республикой.

27 октября 1870 г. в Царскосельском дворце Александр II созвал заседание совета министров для обсуждения вопроса о целесообразности отмены ограничительных статей Парижского договора. Против отмены статей, касающихся Черноморского флота, никто не возражал. Но ряд министров во главе с военным министром Д. А. Милютиным поставили вопрос о южной Бессарабии. В конце концов, Александр II согласился с Милютиным.

Таким образом, знаменитый циркуляр A. M. Горчакова от 31 октября 1870 г. был не плодом его гениальных дипломатических способностей, а простым изложением решения совета министров, принятого 27 октября. В циркуляре Горчаков объяснял причины утраты силы ряда статей Парижского договора: призванный сохранять «равновесие Европы» и устранять всякую возможность столкновений между государствами, а также ограждать Россию от опасного вторжения путем нейтрализации Черного моря, договор показал свою недолговечность. Державы, подписавшие Парижский мир и неоднократно нарушавшие его условия, доказали, что он существует чисто теоретически. В то время как Россия, государство черноморское, разоружалась в Черном море и не имела возможности защитить свои границы от вторжения неприятеля, Турция сохраняла право содержать морские силы в Архипелаге и проливах, а Англия и Франция - в Средиземном море. В нарушение договора 1856 г. иностранные державы могли в военное время с согласия Турции проводить свои военные суда через проливы в Черном море, что могло явиться «посягательством против присвоенного этим водам полного нейтралитета» и делало берега России открытыми для нападения.

Горчаков привел и другие примеры нарушения государствами, подписавшими договор 1856 г., его условий. В частности, объединение Дунайских княжеств в единое государство и приглашение иностранного князя в его правители с согласия европейских держав также были отступлением от договора. В этих условиях Россия не могла более считать себя связанной той частью обязательств трактата 1856 г., которая ограничивала ее права в Черном море.

«Государь император, в доверии к чувству справедливости, подписавших трактат 1856 года, и к их сознанию собственного достоинства, повелевает вам объявить: что его императорское величество не может долее считать себя связанным обязательствами трактата 18-го/30-го марта 1856 года, насколько они ограничивают его верховные права в Черном море; что его императорское величество считает своим правом и своей обязанностью заявить его величеству султану о прекращении силы отдельной и дополнительной к помянутому трактату конвенции, определяющей количество и размеры военных судов, которые обе прибрежные державы предоставили себе содержать в Черном море».

Циркуляр Горчакова вызвал крайне негативную реакцию в Австрии. Итальянский министр иностранных дел маркиз Висконти-Веноста заявил, что, как ни дорожит Италия дружественными отношениями с Россией, не от нее зависит освободить эту державу от обязательств, принятых относительно пяти других держав, и что результат этот может быть лишь следствием добровольного соглашения между всеми дворами, участвовавшими в заключение Парижского трактата. Опереточное французское правительство «народной обороны», заседавшее в городе Тур, предпочло отмолчаться.

Бисмарк по поводу циркуляра и русской дипломатии ядовито заметил: «Если бы она была смышленее, то совершенно разорвала бы Парижский трактат. Тогда ей были бы благодарны за то, что она снова признала бы некоторые из его условий и удовольствовались бы восстановлением своих державных прав на Черном море» (56. Кн. вторая. С. 75–76).

Громче всех протестовал британский кабинет. Лорд Гренвиль назвал русскую ноту «бомбой, брошенной в тот момент, когда Англия ее менее всего ожидала» (7. С. 180). Однако воевать один на один с Россией Англия не хотела, а главное - не могла. Поэтому нужно было срочно искать союзников. Франция была вдребезги разбита, Австрия еще не оправилась от поражения под Садовой четыре года назад, плюс волнения славянского населения империи. Оставалась Пруссия.

Когда в главной ставке германских войск, расположенной в Версале, узнали, что туда едет английский уполномоченный Одо Руссель с целью потребовать от германского канцлера «категорических объяснений» по поводу русской декларации, король Вильгельм воскликнул: «Категорических? Для нас существует одно «категорическое» объяснение: капитуляция Парижа, и Бисмарк, конечно, скажет ему это!» (56. Кн. вторая. С. 75).

Англичанам пришлось пойти на компромисс, и они согласились с Бисмарком устроить международную конференцию по вопросу пересмотра статей Парижского мира. Поначалу Бисмарк предложил местом проведения конференции сделать Петербург, но из-за сопротивления англичан согласился на Лондон. В тот же день, 14 ноября, немецкий канцлер по телеграфу отправил приглашения великим державам собраться на конференцию в Петербург, Лондон, Вену, Флоренцию и Константинополь. Все дворы ответили согласием на его предложение.

Конференция уполномоченных держав - участниц Парижского договора 1856 г. открыла свои заседания в Лондоне 5 января 1871 г., а 20 февраля ими была подписана конвенция, вносившая в Парижский трактат следующие изменения.

Отменялись три статьи этого трактата, ограничивавшие число военных судов, которые Россия и Турция имели право содержать в Черном море, а также их право возводить береговые укрепления.

Подтверждался принцип закрытия Дарданелл и Босфора с правом для султана открыть доступ в эти проливы военным судам дружественных и союзных держав каждый раз, когда Порта признает это нужным для поддержания прочих постановлений Парижского трактата.

Черное море объявлялось по-прежнему открытым для свободного плавания торговых судов всех наций.

Существование международной Дунайской комиссии продолжено на двенадцать лет, с 1871 по 1883 г.

В России отмена статей Парижского мира была приписана гениальности князя Горчакова. По сему поводу Александр II пожаловал ему титул «светлости» и написал в рескрипте к нему: «Даруя вам сие высшее отличие, я желаю, чтобы это доказательство моей признательности напоминало вашему потомству о том непосредственном участии, которое, с самого вашего поступления в управление министерством иностранных дел, принимаемо было вами в исполнение моих мыслей и предначертаний, клонящихся непрестанно к обеспечению самостоятельности и упрочению славы России» (56. Кн. вторая. С. 77).

Федор Иванович Тютчев, часто критиковавший Горчакова, на торжественном банкете в МИДе прочел:

Князь, вы сдержали ваше слово!

Не двинув пушки, ни рубля,

В свои права вступает снова

Родная русская земля.

И нам завещанное море

Опять свободною волной,

О кратком позабыв позоре,

Лобзает берег свой родной.

Увы, все эти славословия не могли защитить берегов Черного моря. К январю 1871 г. в Севастополе не было ни одной береговой батареи и ни одной пушки. А морские силы на Черном море по-прежнему состояли из шести устаревших и небоеспособных корветов. Забегая вперед, скажу, что первые боеспособные корабли были заложены на Черном море лишь летом 1883 г., т. е. почти через 13 лет после отмены статей Парижского договора.

Не стоит забывать, что юридическое право иметь военный флот на Черном море Россия получила лишь в конце XVIII в. А до этого Петр I, Екатерина II и даже недалекая Анна Иоанновна тихо строили корабли на Дону, Днепре и Буге и шокировали Турцию и Европу не бумажными циркулярами, а боевыми кораблями, внезапно появлявшимися в Черном и Азовском морях.

Заканчивая главу, стоит кратко остановиться на двух аспектах европейских войн 1859–1871 гг., которые, к сожалению, в России должным образом не оценили ни дипломаты, ни адмиралы.

Во-первых, могущественная Англия с ее огромным флотом играла в европейских конфликтах 1859–1871 гг. не большую роль, чем, скажем, Испания или Бельгия. Хотя британские дипломаты по привычке из кожи вон лезли, чтобы быть затычкой в каждом из конфликтов, но, увы, их никто не слушал. Британская империя не желала воевать в одиночку, да, впрочем, и вообще посылать своих солдат на континент. Чтобы диктовать свою волю Европе, Англии нужны были союзники, располагавшие большими сухопутными силами. Сам по себе ее великий флот (Grand Fleet) не представлял серьезной угрозы большому континентальному государству. Это хорошо поняли в Лондоне и не совсем уяснили в Петербурге. Канцлер Горчаков и последующие министры иностранных дел по-прежнему продолжали оглядываться на любой окрик из Лондона.

Во-вторых, что я хотел бы отметить, это война на море в 1870–1871 гг. «Какая еще война на море? - воскликнет военный историк. - Никакой войны на море между Францией и Германией не было!» Правильно, и вот это-то самое интересное!

Франция имела второй в мире после британского военно-морской флот. Германия существенно уступала ей, но тоже имела в строю мощные броненосцы. А войны не было? Дело в том, что англичане своими правилами морской войны заморочили головы не только нашим, но и французским, и германским адмиралам.

Французские эскадры крейсировали в Северном и Балтийском морях у германских берегов. Они могли вдребезги разнести десятки германских портовых городов. Но боялись нарушить навязанные англичанами морские права. Немцы, в свою очередь, имели несколько скоростных пароходов компании Ллойда, которые можно было вооружить и использовать для каперской войны. Но и те побоялись нарушить морское право. Дело часто доходило до анекдотов. На открытом рейде Файяла (Азорские острова), т. е. вне территориальных вод, французский броненосец «Монкальм» мирно обошел стоявший на якоре германский корвет «Аркона» и пошел дальше.

Как метко выразился гросс-адмирал фон Тирпиц: «Ведь это была морская война, в которой не участвовали англичане!» (59. С. 52). Вот просвещенным мореплавателям все можно, а остальным державам по идее вообще не нужно иметь флота. Риторический вопрос - зачем Франция и Пруссия строили и содержали абсолютно бесполезные в случае юридических ограничений флоты?