Значение фефер ицик в большой советской энциклопедии, бсэ. На русском языке

Двенадцатилетним подростком поступил на работу в типографию. В 1919 году включился в революционную деятельность, вступил в партию большевиков. Дебютировал в 1919 году в киевской газете «Комунистише фон» («Коммунистическое знамя»), печатался в газетах «Югнт», «Найе цайт», «Фолкс-цайтунг», «Штэрн», «Украинэ», «Пролэтарише фон» и др. Стал одним из руководителей киевской литературной группы «Видэрвукс» («Поросль» на идише), в издательстве которой в 1922 году вышел его первый сборник «Шпэнэр» («Щепки» на идише).

Схваченный деникинской контрразведкой, попал в киевскую тюрьму, откуда его освободили вооруженные рабочие. В годы гражданской войны воевал на стороне большевиков; затем редактировал уездную газету.

Редактировал литературно-художественные журналы на идише и принимал активное участие в жизни писательских организаций Украины и Москвы. Был членом президиума ССП УССР и членом правления ССП СССР.

С 1922 по 1948 год написал ряд стихотворений, баллад, басен, вошедших в сборники его стихотворений. Произведения Фефера неоднократно издавались в переводе на русский язык.

Был наиболее политизирован среди еврейских поэтов. Сборники стихотворений и поэм Фефера, главным образом посвящены строительству социализма.

После начала ВОВ, в апреле 1942 года, стал членом (с 1945 - секретарём) Еврейского антифашистского комитета при Совинформбюро.

Лучшие дня

Тесно сотрудничал с органами Народный комиссариат внутренних дел, имел конспиративные встречи с Л.П. Берией; во время войны курировалася заместителем начальника управления контрразведки НКГБ Л.Ф. Райхманом. О связях Фефера с органами ГБ Михоэлс и члены президиума ЕАК догадывались (или знали), но ничего от него не скрывали, считая, что вся деятельность комитета направлена на благо государства.

После разгрома ЕАК и ареста (Фефер был арестован одним из первых) он оговаривает не только товарищей по комитету, но и себя, сотрудничая со следствием и надеясь на особое к себе отношение. Только в конце судебного процесса, когда обвиняемые не признали свою вину и рассказали о тех методах, какими велось следствие, Фефер понял, что и ему не дадут пощады и отказался от свои показаний.

Вот что сказал Ицик Фефер: «Следователь Лихачев говорил мне: „Если мы вас арестовали, то найдём и преступление… Мы из вас выколотим всё, что нам нужно.“ Так это и оказалось. Я не преступник, но будучи сильно запуганным, дал на себя и других вымышленные показания».

12 августа 1952 года Фефер был расстрелян по приговору специальной судебной коллегии по делу ЕАК вместе с другими деятелями еврейской культуры СССР. Реабилитирован в 1955 году.

(1952-08-12 ) (51 год) Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Биография

С апреля 1942 года - заместитель редактора издававшейся ЕАК газеты «Эйникайт » («Единение»). Летом 1943 года по поручению советского руководства вместе с С. Михоэлсом совершил поездку по США, Канаде, Мексике и Англии с целью сбора средств для Красной Армии. В феврале 1944 вместе с С. Михоэлсом и Ш. Эпштейном подписал письмо И. В. Сталину с просьбой об организации Еврейской автономии в Крыму.

Тесно сотрудничал с органами НКВД , имел конспиративные встречи с Л. П. Берией ; во время войны курировалася заместителем начальника управления контрразведки НКГБ Л. Ф. Райхманом . О связях Фефера с органами ГБ Михоэлс и члены президиума ЕАК догадывались (или знали), но ничего от него не скрывали, считая, что вся деятельность комитета направлена на благо государства.

Посмертно реабилитирован в ноябре 1955 года. На московском Николо-Архангельском кладбище И. Феферу установлен кенотаф.

Дочь - Фефер-Калиш Дора Исааковна, 1924 г. р.

Библиография

На русском языке

Сборник стихов / Предисл. М. Равич-Черкасского. - М.-Л.: ОГИЗ-ГИХЛ, 1931. - 108 с.
Избранные стихи / Пер. с евр. - М.: Гослитиздат, 1935. - 154, с.: 1 с. объявл.
Стихотворения и поэмы / Пер. с евр.; Портр. З. Толкачёва. - М.: Гослитиздат, 1938. - 272 с.
Стихи / Пер. с евр. - Киев: Укргоснацмениздат, 1939. - 47 с.
Клад: Стихи / Пер. с евр.; [Рис. Г. Кравцова]. - М.: Гослитиздат, 1939. - 136 с.: илл.
Берлинская ночь: [Стихи]. - [Уфа]: ССП Украины, 1942. - 22, с.
Военная песня: [Стихи]. - [Уфа]: ССП Украины, 1942. - 28 с.
Война и люди: [Стихи]. - Уфа: Башгосиздат, 1942. - 32 с.
Два мира: [Стихи]. - Куйбышев: ОблГИЗ, 1943. - 38, с.
Избранное / Пер. с евр.; Ред. и вступ. ст. П. Антокольского. - М.: Сов. писатель, 1957. - 393 с.: 1 л. портр.
Стихи и поэмы / Пер. с евр. - М.: Гослитиздат, 1958. - 319 с.: 1 л. портр.
Дружба: Стихи и сказки / Пер. с евр.; [Илл.: В. Лазаревская]. - М.: Детгиз, 1958. - 80 с.: илл.
Стихи / Пер. с евр.; [Вступ. ст. П. Балашова]. - М.: Худ. лит., 1969. - 287 с.: 1 л. портр.

Напишите отзыв о статье "Фефер, Ицик"

Ссылки

Михаэль Дорфман

Примечания

Ошибка Lua в Модуль:External_links на строке 245: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Отрывок, характеризующий Фефер, Ицик

– Нет... Я помню только свет. А потом очень яркий луг, залитый солнцем... Но это уже не была Земля – это было что-то чудесное и совершенно прозрачное... Такого на Земле не бывает. Но тут же всё исчезло, а «проснулся» я уже здесь и сейчас.
– А что если я попробую «посмотреть» через вас? – вдруг пришла мне в голову совершенно дикая мысль.
– Как – через меня? – удивился Арно.
– Ой, а ведь правильно! – тут же воскликнула Стелла. – Как я сама не подумала?!
– Ну, иногда, как видишь, и мне что-то в голову приходит... – рассмеялась я. – Не всегда же только тебе придумывать!
Я попробовала «включиться» в его мысли – ничего не происходило... Попробовала вместе с ним «вспомнить» тот момент, когда он «уходил»...
– Ой, ужас какой!!! – пискнула Стелла. – Смотри, это когда они захватили его!!!
У меня остановилось дыхание... Картинка, которую мы увидали, была и правда не из приятных! Это был момент, когда Арно только что умер, и его сущность начала подниматься по голубому каналу вверх. А прямо за ним... к тому же каналу, подкрались три совершенно кошмарных существа!.. Двое из них были наверняка нижнеастральные земные сущности, а вот третий явно казался каким-то другим, очень страшным и чужеродным, явно не земным... И все эти существа очень целеустремлённо гнались за человеком, видимо пытаясь его зачем-то заполучить... А он, бедняжка, даже не подозревая, что за ним так «мило» охотятся, парил в серебристо-голубой, светлой тишине, наслаждаясь необычно глубоким, неземным покоем, и, жадно впитывая в себя этот покой, отдыхал душой, забыв на мгновение дикую, разрушившую сердце земную боль, «благодаря» которой он и угодил сегодня в этот прозрачный, незнакомый мир...
В конце канала, уже у самого входа на «этаж», двое чудищ молниеносно юркнули следом за Арно в тот же канал и неожиданно слились в одно, а потом это «одно» быстренько втекло в основного, самого мерзкого, который наверняка был и самым сильным из них. И он напал... Вернее, стал вдруг совершенно плоским, «растёкся» почти до прозрачного дымка, и «окутав» собой ничего не подозревавшего Арно, полностью запеленал его сущность, лишая его бывшего «я» и вообще какого-либо «присутствия»... А после, жутко хохоча, тут же уволок уже захваченную сущность бедного Арно (только что зревшего красоту приближавшегося верхнего «этажа») прямиком в нижний астрал....
– Не понимаю... – прошептала Стелла. – Как же они его захватили, он ведь кажется таким сильным?.. А ну, давай посмотрим, что было ещё раньше?
Мы опять попробовали посмотреть через память нашего нового знакомого... И тут же поняли, почему он явился такой лёгкой мишенью для захвата...
По одежде и окружению это выглядело, как если бы происходило около ста лет назад. Он стоял по середине огромной комнаты, где на полу лежали, полностью нагими, два женских тела... Вернее, это были женщина и девочка, которой могло быть от силы пятнадцать лет. Оба тела были страшно избиты, и видимо, перед смертью зверски изнасилованы. На бедном Арно «не было лица»... Он стоял, как мертвец, не шевелясь, и возможно даже не понимая, где в тот момент находился, так как шок был слишком жестоким. Если мы правильно понимали – это были его жена и дочь, над которыми кто-то очень по-зверски надругался... Хотя, сказать «по-зверски» было бы неправильно, потому, что никакой зверь не сделает того, на что способен иногда человек...
Вдруг Арно закричал, как раненное животное, и повалился на землю, рядом со страшно изуродованным телом своей жены (?)... В нём, как во время шторма, дикими вихрями бушевали эмоции – злость сменяла безысходность, ярость застилала тоску, после перерастая в нечеловеческую боль, от которой не было никакого спасения... Он с криками катался по полу, не находя выхода своему горю... пока наконец, к нашему ужасу, полностью затих, больше не шевелясь...
Ну и естественно – открывши такой бурный эмоциональный «шквал», и с ним же умерев, он стал в тот момент идеальной «мишенью» для захвата любыми, даже самыми слабыми «чёрными» существами, не говоря уже о тех, которые позже так упорно гнались за ним, чтобы использовать его мощное энергетическое тело, как простой энергетический «костюм»... чтобы вершить после, с его помощью, свои ужасные, «чёрные» дела...
– Не хочу больше это смотреть... – шёпотом произнесла Стелла. – Вообще не хочу больше видеть ужас... Разве это по-людски? Ну, скажи мне!!! Разве правильно такое?! Мы же люди!!!
У Стеллы начиналась настоящая истерика, что было настолько неожиданным, что в первую секунду я совершенно растерялась, не находя, что сказать. Стелла была сильно возмущённой и даже чуточку злой, что, в данной ситуации, наверное, было совершенно приемлемо и объяснимо. Для других. Но это было настолько, опять же, на неё не похоже, что я только сейчас наконец-то поняла, насколько больно и глубоко всё это нескончаемое земное Зло ранило её доброе, ласковое сердечко, и насколько она, наверное, устала постоянно нести всю эту людскую грязь и жестокость на своих хрупких, ещё совсем детских, плечах.... Мне очень захотелось обнять этого милого, стойкого и такого грустного сейчас, человечка! Но я знала, что это ещё больше её расстроит. И поэтому, стараясь держаться спокойно, чтобы не затронуть ещё глубже её и так уже слишком «растрёпанных» чувств, постаралась, как могла, её успокоить.
– Но ведь есть и хорошее, не только плохое!.. Ты только посмотри вокруг – а твоя бабушка?.. А Светило?.. Вон Мария вообще жила лишь для других! И сколько таких!.. Их ведь очень и очень много! Ты просто очень устала и очень печальна, потому что мы потеряли хороших друзей. Вот и кажется всё в «чёрных красках»... А завтра будет новый день, и ты опять станешь собой, обещаю тебе! А ещё, если хочешь, мы не будем больше ходить на этот «этаж»? Хочешь?..
– Разве же причина в «этаже»?.. – горько спросила Стелла. – От этого ведь ничего не изменится, будем мы сюда ходить или нет... Это просто земная жизнь. Она злая... Я не хочу больше здесь быть...
Я очень испугалась, не думает ли Стелла меня покинуть и вообще уйти навсегда?! Но это было так на неё не похоже!.. Во всяком случае, это была совсем не та Стелла, которую я так хорошо знала... И мне очень хотелось верить, что её буйная любовь к жизни и светлый радостный характер «сотрут в порошок» всю сегодняшнюю горечь и озлобление, и очень скоро она опять станет той же самой солнечной Стеллой, которой ещё так недавно была...

(Исаак Соломонович) (10.9.1900–12.8.1952), поэт. В 1917–19 чл. Бунда. В 1919 вступил в РКП(б) и РККА. В своих стихах осн. внимание уделял романтике борьбы за новую жизнь, героике Гражд. войны. Первая книга стихов Ф. вышла в Киеве – Schpener («Щепки»; 1922); с первых же произведений тяготел к «политической лирике». Писал на идише. Затем вышли книги Wegen sich un asoine wi ich («О себе и о таких же, как я»; 1924), A steinzu a schtein («Камень – камню»; 1925), Proste teid («Простые слова»; 1925), Bliendige Misten («Расцветающий мусор»; 1926), Gefundene funken («Найденные искры»; 1928), Geweten («Соревнование»; 1930), Plakaten of bronze («Плакаты на бронзе»; 1932), Kraft («Сила»; 1937) и др. Прославлял «возрождение сов. еврейских местечек», соц. стр?во, например поэма Plasten («Пласты»; 1932) была посвящена Днепрострою. С 1928 чл. Всеукраинского союза пролетарских писателей, рук. еврейской секции, затем чл. Президиума Союза писателей УССР и чл. правления Союза писателей СССР. Во время Вел. Отеч. войны стал ответственным секр. ЕАК. 24.12.1948 во время разгрома ЕАК арестован. 11.7.1952 приговорен Воен. коллегией Верх. суда СССР за измену Родине к смертной казни. Расстрелян. 22.11.1955 реабилитирован.

(1952-08-12 ) (51 год)

Биография

Дочь - Фефер-Калиш Дора Исааковна, 1924 г. р.

Библиография

На русском языке

Сборник стихов / Предисл. М. Равич-Черкасского. - М.-Л.: ОГИЗ-ГИХЛ, 1931. - 108 с.
Избранные стихи / Пер. с евр. - М.: Гослитиздат, 1935. - 154, с.: 1 с. объявл.
Стихотворения и поэмы / Пер. с евр.; Портр. З. Толкачёва. - М.: Гослитиздат, 1938. - 272 с.
Стихи / Пер. с евр. - Киев: Укргоснацмениздат, 1939. - 47 с.
Клад: Стихи / Пер. с евр.; [Рис. Г. Кравцова]. - М.: Гослитиздат, 1939. - 136 с.: илл.
Берлинская ночь: [Стихи]. - [Уфа]: ССП Украины, 1942. - 22, с.
Военная песня: [Стихи]. - [Уфа]: ССП Украины, 1942. - 28 с.
Война и люди: [Стихи]. - Уфа: Башгосиздат, 1942. - 32 с.
Два мира: [Стихи]. - Куйбышев: ОблГИЗ, 1943. - 38, с.
Избранное / Пер. с евр.; Ред. и вступ. ст. П. Антокольского. - М.: Сов. писатель, 1957. - 393 с.: 1 л. портр.
Стихи и поэмы / Пер. с евр. - М.: Гослитиздат, 1958. - 319 с.: 1 л. портр.
Дружба: Стихи и сказки / Пер. с евр.; [Илл.: В. Лазаревская]. - М.: Детгиз, 1958. - 80 с.: илл.
Стихи / Пер. с евр.; [Вступ. ст. П. Балашова]. - М.: Худ. лит., 1969. - 287 с.: 1 л. портр.

Напишите отзыв о статье "Фефер, Ицик"

Ссылки

Михаэль Дорфман

Примечания

Отрывок, характеризующий Фефер, Ицик

Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.

На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.

ФЕ́ФЕР Ицик (Ицхак, Исаак Соломонович; 1900, местечко Шпола, Украина, - 1952, Москва), еврейский поэт и общественный деятель. Писал на идиш .

Родился в семье учителя, получил домашнее образование под руководством отца. С 12 лет работал в типографии наборщиком. В 1917 г. вступил в Бунд , а в 1919 г. - в коммунистическую партию и пошел добровольцем в Красную армию. После захвата Киева войсками Деникина участвовал в большевистском подполье, был арестован и случайно избежал смерти. С установлением советской власти был на партийной и советской работе.

Писать стихи начал в юности. В 1919 г. дебютировал в киевской газете «Комунистише фон». В 1920 г. сблизился с еврейскими писателями Д. Бергельсоном , Д. Гофштейном , Л. Квитко . Его стихи, поэмы, статьи в еврейской прессе тех лет («Югнт», «Найе цайт», «Фолкс-цайтунг», «Штерн», «Украине», «Пролетарише фон» и многие другие) завоевали признание в идиш литературе . Стал одним из руководителей киевской литературной группы «Видервукс» (`Поросль`), в издательстве которой вышел его первый сборник стихотворений «Шпенер» («Щепки», 1922). В 1920-е гг. происходило становление поэтической индивидуальности Фефера: любовная лирика и эпические мотивы чередовались с наступательной «комсомольской» публицистикой. С выходом сборников стихотворений «Вегн зих ун азойне ви их» («О себе и таких, как я», Киев, 1924), «Просте трит» («Обычные шаги», Киев, 1925), «А штейн цу а штейн» («Камень к камню», Киев, 1925), поэмы «Элес тойт» («Смерть Эли», Харьков, 1928) и других утвердилась репутация Фефера как поэта-трибуна, не теряющего связи с народными корнями и фольклором («Родное местечко забыть не могу я, /Сквозь дым оно снова мерцает в глазах...» - из цикла «Цветы среди мусора», 1925). Произведения Фефера печатались и в еврейских изданиях Европы и Америки.

В 1926 г. Фефер стал аспирантом открытого в том же году отделения еврейской культуры при Всеукраинской АН, с 1927 г. - аспирантом кафедры еврейской культуры; книга по материалам его исследовательской работы «Фрагес фун Шолем-Алейхемс шафунг» («Вопросы творчества Шалом Алейхема») вышла в свет в 1939 г. В 1927 г. Фефер был одним из инициаторов проведения Всеукраинского совещания еврейских пролетарских писателей; принимал активное участие в деятельности Украинской ассоциации пролетарских писателей, а с 1934 г. - Союза писателей Украины. Бурная общественная деятельность Фефера в 1920–30-х гг. заключалась не только в прививке «коммунистической идейности» товарищам по перу (на допросах в 1952 г. он заверял следователей, что «боролся с троцкизмом в советской еврейской литературе»), но и в упорной борьбе (вначале достаточно успешной) за сохранение и развитие еврейских культурных учреждений на Украине. В 1939 г. его деятельность была отмечена орденом «Знак почета», в 1940 г. - орденом Ленина.

1930–40-е гг. - время расцвета творчества поэта. Ежегодно выходили в свет книги стихотворений и поэм Фефера, среди них: «Пластн» («Пласты»; Харьков, 1932, второе издание Киев, 1934), «Цвишн х имл ун айз» («Между небом и льдом»; Харьков, 1934), «Ятн» («Ребята»; Харьков, 1934), «Лебн зол дос лебн» («Да здравствует жизнь»; Харьков, 1934), «Крафт» («Сила»; Киев, 1937; второе издание Киев, 1941), «Ин а мазлдикер шо» («В добрый час»; Киев, 1941) и многие другие. Собрания избранных стихов Фефера на идиш выходили в свет в 1925, 1928, 1932–34, 1938, 1940 гг. В переводах произведения Фефера выходили на русском («Стихи»; М., 1931; «Избранные стихи»; М., 1935), украинском («Лирика»; Киев, 1934; «Сокровище»; Киев, 1937; «Родники поэзии», Львов, 1940; «Родина в бою», Воронеж, 1942) и на других языках. Особое место в его творчестве заняли стихи для детей («Фар гройс ун клейн» - «Для больших и маленьких»; Минск, 1930; «Дос тайбеле ун андере майселах» - «Голубок и другие истории»; М.-Харьков-Минск, 1931); переводы на идиш стихотворений украинских поэтов; пьесы («Койменкерер» - Трубочист», 1926; поставлена в Киевском Государственном еврейском театре в 1927 г.; «Шлек» - «Беды», 1930; совместно с Э. Фининбергом ; «Ди зун фаргейт ништ» - «Солнце не заходит», 1947, поставлена в ГОСЕТе). Фефер был членом редакционных коллегий и сотрудником всех еврейских литературных журналов, выходивших в Советском Союзе.

С начала Второй мировой войны Фефер стал членом (с 1945 г. - секретарем) и заместителем редактора газеты «Эйникайт» (апрель 1942 г.). Летом 1943 г. по поручению советского правительства совершил поездку (вместе с Ш. Михоэлсом) по городам США, Канады, Мексики и Англии с целью сбора средств. Выступая в Нью-Йорке перед многотысячной аудиторией американских евреев, Фефер рассказывал о нацистском геноциде .

В годы войны вышли в свет книги Фефера: «Милхоме-баладес» («Баллады о войне»; М., 1943), «Ройтармеиш» («По-красноармейски»; Н.-Й., 1943), «Х еймланд» («Родина»; Н.-Й., 1944; с рисунками М. Шагала), поэма «Шотнс фун Варшевер гето» («Тени Варшавского гетто»; Н.-Й., 1945; второе издание там же, 1963). Широкий отклик в еврейском мире вызвало стихотворение Фефера «Их бин а ид» («Я - еврей», 1944), в котором была строка: «Я спляшу еще на могиле Гитлера - я, еврей!»

В 1946–48 гг. жил в Москве , вел большую общественную и журналистскую работу в газете «Эйникайт» и альманахе «Х еймланд». В декабре 1948 г. Фефер вместе с другими деятелями еврейской культуры был арестован, содержался во внутренней тюрьме МГБ (на Лубянке). Готовя разгром еврейской культуры в Советском Союзе, работники органов госбезопасности еще до ареста склонили Фефера (их многолетнего секретного сотрудника) к самооговору и даче ложных показаний против членов Еврейского антифашистского комитета и сотрудников Совинформбюро. Таким образом Фефер вынужденно оказался одним из основных «составителей сценария» дела Еврейского антифашистского комитета (см. также Советский Союз. Евреи в Советском Союзе в 1945–53 гг.). Ему инкриминировали «крайний национализм», выразившийся, среди прочего, в упоминании в стихотворениях таких имен, как Самсон , Бар-Кохба (см. Бар-Кохбы восстание), рабби Акива , Соломон и т. п., а также связь с Джойнтом и американской разведкой. На суде (8 мая - 18 июля 1952 г.) Фефер сначала признавал свою вину и обвинял остальных подсудимых, однако на последнем этапе он, по примеру других подсудимых, от своих показаний частично отказался. Уже сознавая смертельную угрозу, заявил: «Меня радовало, что евреи, изгнанные из Палестины предками Муссолини, снова создали там еврейское государство». 12 августа 1952 г. Фефер был расстрелян; реабилитирован в 1956 г. В первой вышедшей посмертно книге стихов Фефера «Избранное» (М., 1957; русский язык) автор вступительной статьи П. Антокольский писал: «... Ицик Фефер связан с еврейским народом. Он был полон... нежности к той среде, из которой вышел: к маленьким украинским городам, к еврейской бедноте, населявшей их...» В 1958 г. в Москве вышел сборник Фефера «Стихи и поэмы» (на русском языке). Критики Ш. Нигер и Я. Глатштейн отмечали органичность поэтического дара Фефера, высокую музыкальность его стиха.

Имя Фефера выбито на мемориальной стеле, установленной в Иерусалиме в память о расстрелянных членах Еврейского антифашистского комитета.